CTPAHA KOTOPOЙ HET

Услыхав, что я собираюсь пойти на репетицию ансамбля "Жок", мои молдавские знакомые уважительно кивают головой: увидеть его жизнь изнутри считается удачей. О бессменном руководителе ансамбля Владимире Козьмовиче Курбете отзываются с особым почтением: этот упрямый и жесткий человек сумел превратить рядовой, в общем, танцевальный коллектив в одну из визитных карточек страны. Позже жена Курбета будет долго перечислять мне бесчисленные награды супруга и демонстрировать всевозможные грамоты и дипломы. Сам руководитель, слушая хвалебные речи о себе, будет сидеть и молча улыбаться - он вообще не отличается многословием.

"Штаб-квартира" ансамбля располагается в небольшом двухэтажном здании в Кишиневе. В темном подъезде меня оглушает труба: сбежавший от коллег музыкант репетирует музыкант в заваленном хламом закутке. Сегодня "Жок" проводит репетицию с оркестром, и здание наполняет какофония звуков.

В советские времена курбетовский ансамбль процветал. "У нас людей было даже больше чему нужно - аж 140 человек. Соответственно, проводили очень жесткий отбор - работать в "Жоке" было престижно. И зарплаты были высокие - танцоры получали по 350-400 рублей, тогда это были хорошие деньги. А теперь они получают 2 тысячи леев (около 5 тысяч рублей)". Сейчас в ансамбле 70 танцоров и 25 музыкантов. В репертуаре "Жока" несколько десятков танцев, и каждый год ставится несколько новых.

"Вот это костюм для 'Дойны', это для 'Карпат', это для 'Русского танца'", - кастелянша, кажется, может выбрать нужный комплект для каждого артиста (все костюмы шьются индивидуально), не глядя. Двухэтажные вешалки с рубашками, штанами, юбками, жилетами занимают две комнаты. Каждый комплект стоит около 1500 евро, их перевозка - это целый ритуал.

"В советское время мы очень много гастролировали, были в Европе, Китае, Латинской Америке, разумеется, ездили по СССР. У нас только с Америкой не сложилось: три раза готовили документы, и каждый раз накануне поездки ЦК ссорился со Штатами - и гастроли срывались", - рассказывает Курбет. Он говорит медленно и делает большие паузы между предложениями. Ходит Курбет с некоторым трудом, но спину держит очень прямо, и его костюм и галстук безупречны.

"Когда мы гастролировали в Сибири, я часто спускался в зал и слушал, что люди говорят. И нередко зрители гадали, кто перед ними выступает: 'Это, наверно, поляки. Или венгры'. Когда им говорили, что ансамбль молдавский, они спрашивали друг друга: 'Молдавия - это где?' Нас-то уверяли: вас все знают. А на самом деле вот оно как бывало", - смеется Курбет - и тут же добавляет, что в России их очень любят. На последние выступления "Жока" в Москве (2 и 3 ноября 2009 года) в зал Чайковского набивалось столько зрителей, сколько там не видели уже очень давно.

В советские времена регулярно выезжать из страны "Жоку" помогала личная протекция Брежнева. Он в начале 50-х был первым секретарем ЦК компартии Молдавии. По словам Курбета, который возглавил "Жок" в 1957 году, будущий генсек уже тогда любил ансамбль и всячески ему покровительствовал. Курбет уверяет, что за все время ни один артист не сбежал за границу. Руководитель ансамбля объясняет стойкость танцоров их происхождением: они в основном родом из молдавских сел, где традиционно очень крепки родственные связи.

Иногда за границей происходили и неприятные истории. "Как-то мы были на гастролях в Венгрии, и нам сказали, чтобы мы обязательно исполнили один венгерский танец и один русский. И во время русского танца весь зал вдруг повернулся спиной к сцене. В перерыве к нам пришли люди из посольства и приказали снять русский танец и, пока будем в Венгрии, нигде его не танцевать. Потом нас повезли в Балатон, там было два концерта, и когда второй еще не закончился, я сказал всем: собирайте шмотки и уходим. Нас привезли в Будапешт, сразу на вокзал и в поезд. А в стране в это время уже начался переворот. Это был 1956 год". (Осенью 1956 года в Венгрии произошло вооруженное восстание против коммунистического режима, которое было подавлено советскими войсками.)

Сейчас коллектив гастролирует намного меньше: все расходы оплачивает принимающая сторона, а после кризиса лишних денег нет ни у кого, мрачно объясняет мне Курбет.

Мы идем смотреть репетицию ансамбля. Стены длинного коридора выложены сиротским серым ракушечником - точно такой же коридор мог бы быть в Казахстане, Белоруссии или любой другой из пятнадцати республик.

В открытую дверь гардеробной я вижу уже не очень молодую приму: статная шатенка в черном трико морщится, когда кастелянша туже затягивает пояс платья на ее угрожающе округлившейся талии. Мимо пролетает стайка стройных девушек и молодых людей - через несколько минут начнется репетиция.

Артисты приходят в "Жок" после хореографического лицея, средний возраст кандидатов - 17 лет. Они репетируют с 10 до 14 часов с понедельника по пятницу. Раньше в ансамбль отбирали 14-15-летних подростков, и они до обеда занимались танцами, а потом шли в школу. У взрослых артистов репетиции были не только с утра, но и вечером - с 18 до 22 часов. Отдыхали танцоры только в субботу.

"А что я могу сделать, сейчас весь мир так живет! - Курбет почти кричит на меня, когда я спрашиваю, достаточно ли четырех часов репетиций для полноценной отработки танца. - Когда раньше я отпускал их - меня на следующий день вызвали в ЦК профсоюза. Но ничего не могли сделать - я не был членом партии. - Он замолкает, но его руки заметно трясутся от сдерживаемого негодования. - Когда я только пришел, в "Жоке" были люди из военных ансамблей. Многие из них были пьяницы, они пропускали репетиции и танцевали очень плохо. Я тогда пришел и сказал, что не буду с ними работать и уйду". Руководство поначалу сопротивлялось, но затем разрешило Курбету самовольничать. Он провел конкурс и оставил только тех, кто, по его мнению, нормально танцевал.

Несмотря на многочисленные послабления, введенные после перестройки, и на преклонный возраст Курбета, дисциплина в ансамбле по-прежнему жесткая. Во время репетиции свободные артисты не болтаются по коридорам, а тихо ждут, готовясь к своему выходу. Сам прогон с оркестром длится несколько часов.

Оркестр вдруг взрывается звуком, я устраиваюсь в углу и наблюдаю за мельтешащими парами и хороводами, слушаю задорные крики по-румынски и стук каблуков. Пол в репетиционном зале постелен из специальной палубной доски, которая хорошо пружинит, - на обычном покрытии артисты за несколько месяцев разбили бы себе ноги. Ремонт зала стоит больших денег, и их у "Жока" нет. Государство уже пять лет обещает, что выделит необходимые на реконструкцию средства через год. Впрочем, сказать, что про ансамбль совсем забыли, нельзя: как пояснил дирижер "жоковского" оркестра, денег дают ровно столько, чтобы артисты не перемерли с голоду.

"Ну как им выжить на такую зарплату? - сетует супруга Курбета Татьяна, глядя на репетирующих. - Они же все молодые, им хочется веселиться, кроме того, надо обустраиваться, заводить семьи. Поэтому многие поработают у нас немного, а потом уезжают за границу". Мы выходим из зала, и мимо нас пробегает улыбчивая девушка, на ходу здоровается и, смеясь, спешит дальше. "Артистка наша, только что из декрета вернулась", - объясняет Татьяна. Но нередко повзрослевшие "жоковцы" уходят заниматься более прибыльными делами. Кто-то идет преподавать в фитнес-клубы и танцевальные студии, а кто-то вообще завязывает с танцами.

Курбет остался смотреть репетицию, и перед уходом я заглядываю в зал попрощаться. Он сидит на стуле с очень прямой спиной, положив руки на колени, и, не отрываясь, внимательно смотрит на танцующих. Я хочу крикнуть Курбету "до свидания", но голоса артистов и стук каблуков и палок (репетируют танец с палками - "Кэлушарий") заглушают все, поэтому я просто тихо закрываю дверь и ухожу.