Сейчас южнее Шуши идут бои. В непризнанной Нагорно-Карабахской республике сообщают о ракетных обстрелах не только этого города, но и Степанакерта, и Мартуни. В Баку называют это дезинформацией. О том, что на самом деле происходит в регионе, — в репортаже РИА Новости.

Из Шуши заблаговременно вывезли женщин и детей. К городу, расположенному на пути из Армении в Степанакерт — столицу непризнанной Нагорно-Карабахской республики, азербайджанские подразделения подошли только к концу октября.

Снаряд попал в дом прямо напротив школы. В воронку сочится вода из перебитого водопровода. Восстанавливать дом некому. Южнее идут бои, азербайджанская армия пытается перерезать артерию, которая связывает Армению и Карабах. Чуть дальше по дороге в Степанакерт — еще одна воронка у жилого здания. Выбитые стекла, брошенные квартиры. В подъезде, разрисованном сердечками, детский велосипед. На доме напротив напоминание о мирной жизни — огромный плакат кинофестиваля «Золотой абрикос».

Во дворе у входа в подвал группа пожилых мужчин в камуфляже и гражданском — одни из немногих, кто остался. Перед дверью в цокольный этаж — баррикада из мешков с песком. У многих автоматы. «Всем раздали, — объясняют жильцы. — Как началось, так мы получили. А так люди в городе еще остались, кто вниз спускается ночевать, кто в квартире спит. По обстановке каждый решает».

Канонада напоминает им молодость, начало 90-х, когда они вступили в Шушу с оружием в руках. Один показывает, куда попали осколки еще на той, первой войне — досталось рукам и ногам.

Пенсионеры с автоматами слушают звуки далекого боя и комментируют его без азарта, как не самый важный футбольный матч: «Шилка» работает... По воздушной цели или по наземной? — Если по наземной — плохо. — А это минометы».

Они всегда знали, что война может вернуться в любой момент, и все же мирная жизнь закончилась неожиданно. «В 7:15 началось, 27-го, — вспоминает пожилой мужчина точное время. — Запомнил, потому что меня жена разбудила так рано. Кричит: «Война!» Я ей: «Дура, дай поспать». Оказалось, она права. Сейчас жена в Ереване, а я здесь».

На вопрос, как жили с азербайджанцами до конфликта 80-90-х, мрачно отвечает: «Пока Советский Союз был, как-то жили. Жили — не дружили, иначе откуда это все», — он обводит рукой вокруг, указывая на надпись «Бомбоубежище», выбитые стекла и мешки с песком.

На улицах в центре Шуши только редкие автомашины. Отреставрированная мечеть Гевхар-Ага XVIII века — достопримечательность — пустует. С минарета не звучит азан — призыв на молитву. Рядом — давно заброшенные дома, сквозь их камни уже проросли деревья. «Чьи дома, спрашиваете? Наши», — жители Шуши не понимают даже самой постановки вопроса.

Шуша не только стратегический пункт и ключ к Нагорному Карабаху, который запирает или открывает дорогу на Степанакерт. В ней словно сконцентрированы странные изгибы истории, переплетения судеб нынешних противников. Для азербайджанцев Шуша — город, где родилась их классическая песня мугам, где жили и творили поэт Вагиф (его мавзолей воздвигли во времена Азербайджанской ССР) и поэтесса Хуршидбану Натаван. Ее бюст со следами пуль сейчас хранится в Музее искусств в Баку.

Для армян Карабаха Шуша — символ сопротивления. В начале мая 1992 года их подразделения выбили азербайджанцев из города. До этого из Шуши по лежащему внизу Степанакерту работали «Грады». Пережившие тогда блокаду и ракетные обстрелы степанакертцы объясняют свою безмятежность просто: тот кошмар пока не повторился. Поэтому и не беспокоятся сильно.

Обстрелы Степанакерта в 1992-м прекратились как раз на День Победы. С тех пор две даты для непризнанной республики слились в один праздник — 9 мая считается еще и днем рождения карабахской армии. Плакаты с фотографиями парадных расчетов вывешены на домах столицы. Еще весной Степанакерт праздновал, а теперь снова над горами, там, где Шуша, висит белый дым и гремят орудия.

Сейчас в Степанакерте почти нет детей, их эвакуировали в Армению. Закрыты садики и школы. Детская больница «Аревик» принимает пациентов в возрасте. Местный врач говорит, что, кроме него, в городе нет педиатров, все остальные — женщины — уехали. Теперь он лечит взрослых и живет на работе, потому что не хочет возвращаться в пустую квартиру, где нет семьи. «Зачем мне там сидеть? Что делать? — улыбается доктор. — Домой надо спешить, если у тебя жена, дети там, тебя ждут. Семья сейчас в Армении, и это я жду их возвращения. Что мне, на стены смотреть, что ли?»

Многие магазины закрыты. Иногда двери и окна заложены мешками с песком. По улицам передвигаются в основном старики (хотя среди прохожих есть и молодые люди), они с охотой сопровождают приезжих по небольшому городу. Седой дедушка, неожиданно быстро шагающий, соглашается показать, где в горсовете раздают гуманитарную помощь. Но гидом быть отказывается — Степанакерт не его родной город.

«Я, вообще-то, бакинский, — откровенничает он. — Мы там все в одни школы ходили, на русском учились, разницы не было. Не думали, кто армянин, азербайджанец, христианин, мусульманин, да хоть кто — мы все бакинцы были. А в 1988-м просто закрыл квартиру на ключ и уехал, жизнь дороже любой квартиры. Сбежал от войны, как думал. Оказался здесь...»