Палата больницы в крупном уральском городе. Вынужденные послеоперационные друзья — полицейский и кавказец примерно одинакового возраста и комплекции — часами разговаривают обо всем. Их взаимная симпатия описывается диалогом типа:
— Я бы на улице тебя из вредности остановил!
— А я бы с тобой договорился!
Вполне ожидаемо разговор выходит на главную тему для мужчин такого возраста и социального статуса — о Сталине. Как правило, их мнения почти во всем схожи, но у кавказца к Сталину личное:
— А за что он нас высылал?
— А было за что! — горячится полицейский. — И он войну выиграл — половина Европы наша была! Чехословакия, Болгария, Польша! Польша наша была!
— А зачем тебе Польша? — удивляется кавказец. — Тебе своей земли мало? Я когда домой еду, столько пустой русской земли вижу. Столько брошенных деревень. У нас не так.
Утверждать, что русские ленивые и бросили свою землю, а кавказцы нет — нечестно и несправедливо. И Советская Империя развивалась прежде всего за счет ограбления русского крестьянина. И сельское хозяйство в позднем РСФСР считалось третьестепенной отраслью — чего стоит понятие «неперспективная деревня». И к частной экономической деятельности в так называемых «национальных республиках» Советская Власть относилась благосклонно. И в центральной России урбанизация шла и идёт быстрее. В итоге пустой земли в России очень много — из космоса ночью на огромных территориях не видно ни единого огонька.
Даже между Москвой и Петербургом полно пустой земли — ночью в окне поезда иногда темно, как в Сибири. А это самая загруженная дорога страны, здесь должно быть сплошное море огней — как в Западной Европе.
И когда глядишь на эту темень за окном, возникает крайне простая мысль — эту землю нужно раздать. Отпиареный гостелевидением так называемый «дальневосточный гектар», наверное, прекрасен. Но нужно иметь очень сильные причины для того, чтобы уехать на Дальний Восток, например, из Центральной России. А в этой центральной, традиционной России такой гектар получить сложно. Точнее, получить его может лишь тот, кто профессионально занимается фермерством.
Например, в Костромской области (так и хочется ее назвать по старорежимному губернией) раздают землю — оказалось, что около 60% плодородных полей и заливных лугов в области пустуют. Пытаются раздавать землю и в других местах — например, в Вологодской области. Однако везде речь идет лишь о сельскохозяйственных землях и на них обязательно нужно что-то производить.
Но почему эту землю нельзя раздавать для постройки домов, для жизни? Она же все равно пустует? И почему для постройки домов нельзя раздавать земли, не пригодные для сельского хозяйства? Ведь эта земля даже не учтена? Почему нельзя раздавать людям куски леса?
Ответ на этот вопрос прост и вечен — нельзя потому что нельзя. Другого объяснения нет.
При этом резкого увеличения сельскохозяйственных земель и не нужно. В современной России, в отличие от СССР, производство еды развивается вполне успешно — по крайней мере, так называемая «продовольственная безопасность» достигнута и страна в случае чего способна прокормить себя сама. Более того, на мировом рынке зерна Россия занимает одно из главных мест. Да и в условиях современного производства фермеры все равно не смогут потеснить огромные сельскохозяйственные холдинги, обеспечивающие эту продовольственную безопасность — как правило, фермеры способны добавить к базовой еде лишь приятные и дорогие излишества. Поэтому всю свободную землю и не нужно отдавать под сельское хозяйство.
Но раздача гражданам земли для жизни даже не обсуждается. Более того, если взять выдаваемый государством гектар, построить дом и просто в нем жить, то гектар отберут и еще оштрафуют. Я помню, как в уральской советской деревне наш хорошо и официально зарабатывающий сосед-геолог к маленькому домику в два окна пристроил еще такой же, а над ними возвел второй этаж. Полгода его таскали по кабинетам и партсобраниям и довели до инфаркта. У нашей семьи не было средств на такое строительство, но и нас советское государство решило ограничить, заставив отрезать от исторически прилагавшихся к дому 15-ти соток положенные 6. Кстати, кто-нибудь может ответить — почему тех соток было именно 6, а не 5 или 7?
В результате 9 соток рядом с нашим домом пустовали несколько лет, а затем были отданы совхозному трактористу, который по марксистской классификации был уже не крестьянином, а пролетарием, отчужденным от средств производства. Он весь установленный КЗОТом рабочий день обрабатывал государственную землю и в свободное время хотел развлекаться, а не ковыряться на этих 9 сотках. Поэтому он неофициально отдал их нам за нерегулярные выплаты главной советской валютой — бутылкой водки.
Тогда у таких действий государства было хотя бы идеологическое обоснование — коммунистическое начальство боялось появления класса мелкого производителя, нового кулака, маленького капиталиста.
А сейчас какая идеология запрещает людям просто жить на своей земле? И даже тогда, при всех ограничениях тот жалкий клочок земли принципиально изменил страну — сгладил нехватку продовольствия, повлиял на развитие инфраструктуры. Обсуждать влияние появления у миллионов людей своей земли на производство стройматериалов, транспорт, телекоммуникации не стоит — оно будет сейчас очевидно значимым.
Распространение горожан по стране повлияет и на наше искусство. Смотришь американское кино и видишь, что они любят свою землю — даже в фильмах ужасов Америка показана любовно, с непредумышленным восхищением. Сейчас наши фильмы чаще всего снимаются в Москве и Петербурге. И дело не только в том, что именно в этих городах из-за нашей чудовищной централизации сосредоточены основные творческие силы. Это звучит наивно и излишне пафосно, но если издерганные городской жизнью люди будут чаще бывать на природе, они и страну свою будут любить сильнее, примирятся с ее несправедливостями и несовершенствами.
Помню как мой отец — потомственно интеллигентный человек, бравировавший в своем секретном КБ дворянскими корнями — приезжал в пятницу вечером в наше шестисоточное «имение» и, не заходя в дом, шёл на участок и смотрел, что выросло за неделю на его земле. Я тоже так хочу.
Да и централизация наша фирменная будет разбавлена, распределена по стране. К тому же, люди с городским опытом изменят и политическую жизнь в провинции, сделают ее более прозрачной и демократичной. Именно так принесли городские в позднесоветскую деревню новые сельскохозяйственные технологии. Помню, в нашей уральской деревне поначалу местные выращивали на так называемых «приусадебных участках» лишь картошку, лук и смородину с малиной. И лишь после прихода городских в деревне появились теплицы с огурцами и помидорами, выросла на скудных уральских землях клубника. Особенно сильно среди сдержанной уральской природы смотрелась завезенная с Дальнего Востока облепиха. Конечно, тогда было нечестно ждать внедрения инновационных сельскохозяйственных технологий от населявших деревню старух, чьи мужья были растрачены советской властью.
Сейчас необходимость преодоления последствий разрухи конца СССР и 1990-х годов даже привела к появлению политологической концепции повторной колонизации страны.
Однако глупо ожидать от современного городского жителя колонизаторской удали покорителя Сибири Ермака Тимофеевича. Поэтому земли нужно раздавать прежде всего там, где уже есть коммуникации, там, где уже жили предки нынешних городских жителей. Поэтому стоит начинать с Черноземья и Нечерноземья, с юга России. В известном смысле, этот процесс станет нашим возвращением на историческую родину.
Зачем сейчас всем жить в городах? При современных средствах связи и транспорта городской житель вполне может проводить часть жизни на расстоянии в несколько сотен километров от своей квартиры. Сейчас политики и экономисты совершенно серьезно обсуждают возможности введения безусловного базового дохода — некоей выплаты каждому гражданину, которую вполне логично будет тратить на жизнь вне дорогого города.
Роботизация скорее всего приведет к постепенному сокращению рабочей недели — увеличившиеся выходные дни люди будут охотно проводить на своей земле. Кстати, внедрение роботов, оснащенных искусственным интеллектом (ИИ) не обязательно приведет к тотальной безработице — нужны будут люди, обучающие компьютерные программы правильно воспринимать реальность. И таких новых профессий, требующих лишь все время быть «онлайн», будет все больше. Подобные и еще непредсказанные, неожиданные новшества будут уменьшать необходимость постоянного присутствия людей в городах. Почему бы им не жить на своей земле?
Очевидно, что проекты дарения земли людям вызовут множество возражений: «Чиновники раздадут лучшие участки своим»; «Возникнет спекуляция»; «Глупые граждане продадут участки за ящик водки как ваучеры»; «Земли зарастут бурьяном и борщевиком». Очевидно, против будут прежде всего региональные чиновники — им не понравится появление в их вотчине образованных и знающих о своих правах горожан и они не захотят строить инфраструктуру для новых жителей. Однако развитие коммуникаций неизбежно приведет к появлению элементов цифровой демократии. А новые технологии в ближайшем будущем позволят построить загородный дом, не зависящий от внешней инфраструктуры, — солнечные батареи дешевеют очень быстро и беспилотные дроны уже могут доставлять товары в любую точку.
Поиск ответа на возражения против раздачи земли станет хорошим экзаменом для нас как для нации — если не справимся, то тогда с нами можно и не считаться.
Но что-то подсказывает, что мы справимся — небогатые советские люди смогли освоить 6 соток в условиях тотального дефицита и идиотских ограничений. И советское государство смогло раздать людям эти 6 соток в условиях коммунистической идеологии, явно осуждавшей частную экономическую инициативу. А мы сейчас гораздо богаче и образованнее советских людей, и наше государство при всех своих несовершенствах, безусловно, демократичнее и эффективнее советской власти.
Но главная гарантия того, что мы возьмем землю и используем правильно — это наши крестьянские корни. После Революции и Гражданской войны, после эмиграции большой части аристократии и интеллигенции, после репрессий против остатков аристократии и интеллигенции, в стране остались преимущественно потомки крестьян. Да, и крестьян резали, уничтожали крестьянскую сущность страны, проводили ускоренную и насильственную урбанизацию. Но русский крестьянин оказался живучим и наша крестьянская сущность проснется, когда мы будем стоять на своем гектаре и понимать, что это именно наше. Конечно, мы не станем крестьянами. Но и землю свою уже не отдадим. И раздача земли станет запоздалой расплатой государства перед ограбленным крестьянством.
Правда, пока все подобные рассуждения выглядят наивным прожектерством. Никогда у наших начальников не помещалась в голове мысль — отдать нашим гражданам что-то просто так. Но и для них здесь кроется огромная выгода — политик, предложивший безвозмездно раздать землю людям, выиграет любые выборы.
Правда, они не всегда хотят их выигрывать.
