В последнее время при разговорах об очередном этапе реформы государственных академий наук основное внимание уделяется судьбе научных институтов, которые ранее входили в РАН, РАМН и РАСХН, а теперь по закону подчинены Федеральному агентству научных организаций. Действительно, перед этими институтами встает комплекс непростых проблем, связанных со сменой учредителя, переоформлением всех договоров, притиркой к новому порядку финансирования через ФАНО и т.д.
На этом фоне изменения, которые должны произойти в самой Российской академии наук, обсуждаются не так интенсивно, проходят вторым планом. В лучшем случае идет дискуссия по поводу того, как проводить общее собрание РАН, как выбирать новый президиум, кому и по каким правилам быть членом-корреспондентом РАН и т.д.
А между тем федеральный закон №253 от 27 сентября 2013 года в основном касается именно РАН, и он кардинально изменил ее роль в российском обществе.
Читаем п. 3 второй статьи закона: «РАН осуществляет свою деятельность в целях... координации фундаментальных и поисковых научных исследований... экспертного научного обеспечения деятельности органов государственной власти, научно-методического руководства научной и научно-технической деятельностью научных организаций и образовательных организаций высшего образования».
И далее (ст. 7, п. 2): «РАН осуществляет, в том числе по запросу органов государственной власти РФ, экспертизу научно-технических программ и проектов, мониторинг и оценку результатов деятельности государственных научных организаций независимо от их ведомственной принадлежности, а также экспертизу научных и (или) научно-технических результатов, созданных за счет средств федерального бюджета».
Тут мне бы хотелось прежде всего отметить, что подведомственные ФАНО институты для РАН теперь никак не выделены, они лишь «одни из ...». Федеральное государственное бюджетное учреждение «Российская академия наук» призвано координировать и проводить экспертизу научных исследований и в вузах, и в государственных научных центрах, и в институтах, подведомственных Минздраву, Минсельхозу, Минпрому, Минсвязи и т.д., коль скоро там проводятся фундаментальные или поисковые исследования.
По моим наблюдениям, этот «принцип равноудаленности» многими членами РАН пока до конца не осмыслен. По-прежнему институты ФАНО ими воспринимаются как «свои», а другие российские научные организации — как «проходящие по другому ведомству».
Далее, слова «в том числе по запросу органов государственной власти РФ» означают, что РАН осуществляет экспертизу проектов и результатов, оценку деятельности научных организаций как по запросу властей, так и в инициативном порядке. Причем ст. 16 закона говорит о том, что органы власти и организации обязаны предоставлять РАН необходимую для проведения такой экспертизы информацию.
С моей точки зрения, это важнейший новый ресурс, новая функция РАН, и только от активности членов академии зависит, насколько полно она будет реализована.
Действительно, если органы государственной власти заказывают РАН экспертизу — тут все понятно. Но членам РАН может быть виднее, когда целесообразно поднять ту или другую проблему, какие пути наметить для ее решения, — тогда по идее должно возникать экспертное заключение РАН, составленное в инициативном порядке.
Но как реализовать эту новую функцию, способствует ли этому существующая организационная структура РАН? Все члены РАН сейчас состоят в одном из отделений по отраслям наук: есть отделения математики, физики, химии, биологии и т.д. При отделениях функционируют научные советы по более узким специальностям, ряд научных советов по междисциплинарным проблемам создан при президиуме РАН.
Когда проблема, по которой нужно провести экспертизу, относится к одной конкретной области науки — с этим могут справиться отделения или даже научные советы. Но так бывает редко. Чаще всего необходимо всестороннее рассмотрение вопроса с привлечением ученых разных дисциплин. Это может сделать специальным образом созданная комиссия, поэтому в уставе РАН надо четко прописать процедуру инициации таких комиссий, их формирования, описать способы их работы и полномочия, предусмотреть рассмотрение результатов работы комиссий на президиуме РАН и т.д.
На самом деле с учетом новых реалий роль таких комиссий в РАН должна быть ничуть не меньше, чем роль научных советов, а в некоторых случаях даже отделений.
Приведу простой пример. Многие мои коллеги, члены РАН, высказывают возражения по поводу той методики оценки результативности деятельности научных организаций, которая разработана Минобрнауки и утверждена правительством (замечу, что лично я согласен с этой методикой, но сейчас речь идет не об этом). Регулярный подход к этой проблеме должен был бы состоять в том, что эти коллеги инициируют создание соответствующей комиссии РАН, она формируется по определенным правилам, вырабатывает свое экспертное заключение, которое после обсуждения и дополнений на президиуме приобретает статус экспертного заключения, разработанного РАН в инициативном порядке.
Это тем более целесообразно с учетом того, что оценка результатов деятельности всех научных организаций РФ — одна из функций РАН, прописанная в законе. Отсюда, кстати, не следует, что этот вопрос относится к исключительному ведению РАН (то есть РАН имеет монополию на экспертизу). Поэтому неправомерны претензии некоторых моих коллег к недавно вышедшему постановлению правительства №979, посвященному этому же вопросу. Но вместе с тем, если кому-то не нравится предлагаемая в этом постановлении методика — не просто критикуйте, а предложите в инициативном порядке свою.
И таких вопросов, связанных с научной политикой в РФ, очень много. Мне кажется, что авторитет РАН в российском обществе будет в решающей степени зависеть от качества, значения и своевременности инициативных экспертных заключений академии.
От этого будет зависеть и то, как часто к экспертизе РАН (а не, скажем, к экспертизе ВШЭ) будут обращаться органы государственной власти. Этот вопрос должен быть подробно прописан в уставе РАН; возможно, что его следует обсудить на предстоящем в марте общем собрании РАН.
И последнее. Так как выше речь несколько раз шла об оценке эффективности деятельности научных организаций, хочу коротко пояснить свою позицию. Насколько я могу понять, наибольшее раздражение некоторых моих коллег вызывает использование наукометрических подходов, которые противопоставляются «экспертной оценке».
На самом деле основных подходов при любой оценке (институтов, лабораторий, научных проектов, претендентов на какую-либо премию) не два, а три — «по понятиям», по наукометрии и на основе оценки, которую проводят независимые квалифицированные эксперты, свободные от конфликта интересов. Никто не сомневается, что лучший подход — третий, но он требует кропотливой работы по подбору экспертов, более того, хорошие эксперты обязательно будут использовать наукометрию как справочный материал.
Но все же худший подход из трех — «по понятиям», и наукометрические методы ставят определенные заслоны его окончательной победе в «отдельно взятой стране».
