ЛЕВ БАКСТ
Пушкинский музей отмечает
150-летие знаменитого художника
и сценографа большой выставкой
Неудивительно, что список участников выставки «Лев Бакст / Léon Bakst.
К 150-летию со дня рождения» занимает несколько абзацев. Бакст — персонаж пограничный для разных художественных территорий и, кажется, одинаково любимый людьми, придерживающимися разных взглядов
на искусство. Начали отмечать юбилей в Национальном художественном музее Беларуси (художник был родом из Гродно), и кстати, решение это было принято на уровне ЮНЕСКО, объявившей 2016-й Годом Бакста. Чуть позже оммаж художнику принесли в Русском музее. И теперь наконец — в Москве,
в Пушкинском, где ретроспективу курируют директор Института современной русской культуры при Университете Южной Калифорнии Джон Боулт
и завотделом личных коллекций ГМИИ Наталья Автономова. Они собрали около 250 предметов, включая театральные эскизы и настоящие костюмы, занавес «Элизиум», придуманный Бакстом для Драматического театра Комиссаржевской, эскизы и настоящие костюмы, занавес «Элизиум», придуманный Бакстом для Драматического театра Комиссаржевской, эскизы тканей и архивные фотографии, живопись и графику.
«Еще в 1892 году, будучи очень молодым, Бакст объявил своим друзьям, что его заветное желание — стать "самым знаменитым художником в мире",
и, похоже, благодаря премьере "Шехерезады" эта мечта осуществилась", — пишет Шенг Схейен в книге «Дягилев. "Русские сезоны" навсегда». Эскизы
к «Шехерезаде» до сих пор остаются одной из первых ассоциаций с именем Бакста. Отношения с великим импресарио Дягилевым со временем разладятся, и к моменту смерти Бакста в 1924 году они так и не успеют помириться, — но постановка этого балета (1910) и в истории его «Русских сезонов» осталась в числе главных страниц. Когда вдруг не стало Бакста, пресса во Франции подводила итог его жизни, говоря, что «смерть Бакста ознаменовала собой конец целой эпохи в истории европейской культуры». Тот же Схейен комментирует это «резюмирование» так, что «на самом деле эта эпоха закончилась на целое десятилетие раньше — когда в европейской культуре начал утверждаться модернизм во всех его проявлениях, не
в последнюю очередь благодаря Дягилеву». Важно другое: мечта Бакста
о всемирной славе исполнилась, и он стал олицетворением времени.
Но это — последняя страница истории.
Список костюмов для постановки «Шехерезада»
А сама эта история изобилует интересными поворотами. И теми, что принято относить к иронии (иногда злой иронии) судьбы, и теми, в которых Бакст вдруг представал с очередной новой стороны, подтверждая свое универсальное мастерство. Как известно, Бакстом Лев Самойлович
(или Леиб Хаим Израилевич) Розенберг, родившийся в 1866-м, станет называться только с 1889 года — с момента первой своей выставки, —
взяв за основу псевдонима фамилию бабушки по маме — Бакстер.
В 1883-1887 годах вольнослушатель Императорской Академии художеств,
из учебного заведения ушедший после того, как была отвергнута его конкурсная «Богоматерь, оплакивающая Христа», Бакст, можно сказать,
в это учреждение все-таки триумфально вернется, когда в 1914 году ему присвоят звание академика ИАХ. К тому времени, однако, художнику,
с 1909-го работавшему с дягилевскими «Русскими сезонами» и еще
до того подолгу жившему в Париже, запретили оставаться в Петербурге
из-за его национальности: на убийство Столыпина Дмитрием Богровым осенью 1911 года Николай II решил отреагировать антисемитским указом...
В 1895-м Бакст давал уроки живописи детям великого князя Владимира Александровича, великому князю Борису Владимировичу и великой княгине Елене Владимировне. А в 1902-м Николай II заказал находившемуся
в Париже мастеру картину «Встреча русских моряков».
Эскиз к постановке «Шехерезада»
Бакст был и одним из создателей, и одним из символов искусства Серебряного века. Причем и тем, и другим был, в духе сделавшего ставку
на синтез искусств времени, как раз в синтетическом смысле — разных жанров, техник и масштабов. Он стал одним из основных участников объединения «Мир искусства», занимался и оформлением одноименного журнала, и — небольшая деталь — в частности отвечал за качество печати.
С графики легко перешел на масштаб сцены. Эти регистры он менял органично. В его карьере, пусть и в разное время, с одной стороны, были иллюстрации для журналов «Мир искусства», «Весы», «Золотое руно», для «Ежегодника императорских театров», с другой — работа на сценах Александринского и Мариинского театров, для труппы Иды Рубинштейн
(это именно Бакст открыл ее для Дягилева), потом еще для труппы Анны Павловой, для театров Франции, Англии и Америки.
«ТО, ЧТО ОН ДЕЛАЛ,
БЫЛО НОВО, ПОРОЙ СКАНДАЛЬНО»
Словом, он обладал заразительным любопытством к жизни. Причем любопытством деятельным. Книжный и журнальный график, который делал
и знаменитые портреты известных современников, вроде несколько провокационного изображения Зинаиды Гиппиус, — и вместе с тем дизайнер интерьеров. Модельер и дизайнер драгоценностей, дамских сумочек и даже париков, он увлекался фотографией, а в конце жизни даже заинтересовался кино. Бакст еще — путешественник и денди, плюс ко всему читавший лекции и за год до смерти, в 1923-м, написавший автобиографический роман «Жестокая первая любовь». Там он рассказывает, в частности, о влюбленности в актрису Марсель Жоссе, ради которой уехал в Париж, прекратив давать те самые уроки живописи великому князю и великой княгине. (Потом, впрочем, Бакст женится на дочери Павла Третьяковка Любови Гриценко, но вместе они будут не так долго, семь лет.)
Эскиз к постановке «Синий бог»
То, что он делал, было ново. Порой скандально. При этом, если возвращаться к регистрам и масштабам в буквальном смысле слова, он комфортно чувствовал себя и на поле станковой картины. В числе хрестоматийных его произведений — хранящиеся в Русском музее «Портрет Сергея Дягилева
с няней» и «Ужин». Эти работы, конечно, приехали на выставку. «Ужин» 1902 года в свое время вызвал как раз и скандальные отклики. Кажется, чуть скучающая, но обаятельно-кокетливая и весьма экстравагантная
(вся в черном — от замысловатой шляпы до платья с глубоким декольте) модель сидит за столом. На нем лежат апельсины. Белый, черный, коричневый и розовато-охристый, оранжевый — цвета, которыми Бакст
пишет размытую, будто в дымке, картину, и с нее бледное, как мраморный портрет, лицо пристально смотрит на зрителя. Хотя лицо тоже изображено довольно обобщенно, считается, что это жена Александра Бенуа Анна Карловна. Вдохновившись ею, Бакст оставил свою реплику и на тему незнакомок, и на тему, например, афиш того времени, поскольку, хотя
и сделан портрет маслом по холсту размашистой кистью, но все-таки силуэтно, ради красивого абриса одетой в черное фигуры — ради любимых модерном линий. Остается добавить, что Василий Розанов в журнале «Мир искусства» описал модель как «стильную декадентку fin de siècle, черно-белую, тонкую, как горностай, с таинственной улыбкой à la Джоконда».
«Ужин»
«Портрет Сергея
Дягилева с няней»
По духу и стилю Бакст был человеком западным, а весь мир в начале XX века оглянулся на Восток. Бакст тоже не прошел мимо ориентализма. Он ездил
в Северную Африку, но его главная ориенталистская и одновременно последняя символистская, уже с привкусом неоклассицизма, картина была завершена после греческого путешествия, в которое он отправился
с Валентином Серовым в 1907 году. «Древний ужас (Terror Antiquus)» 1908 года тоже привезут в Москву из Русского музея. Образ архаической коры
на фоне гор с древними постройками и как будто в предчувствии катастрофы трактуют по-разному. В древней статуе видят и Афродиту как символ непреходящей женственности и красоты, и олицетворение гибнущей цивилизации, и Судьбу, «предмет древнего ужаса», как прочитал ее Вячеслав Иванов. Исследователи, впрочем, отмечают, что сам художник остался недоволен своим опусом и потом сосредоточился на театральных работах. «Нарцисс», «Послеполуденный отдых фавна», «Клеопатра», «Шехерезада»... — все это, сделавшее славу Бакста, будет потом.
«НИКОГДА НЕ ДУМАЛА,
ЧТО БАКСТ —
ЗАКОНОДАТЕЛЬ МОДЫ»
Наталья Автономова,
сокуратор выставки «Лев Бакст / Léon Bakst»
в ГМИИ имени Пушкина
Мы видим очевидный повод
устроить выставку — 150 лет
со дня рождения художника.
Но есть ли другие
причины показать работы
Бакста именно сейчас?
Творчество Бакста многогранно. Это портреты, пейзажи, театральные декорации, мода, книжная графика. Присутствие художника чувствовалось в каждой из этих областей, но собрать все воедино — эффектно, я считаю. Бакст уже стал классиком, на нем лежит некий флер академичности при всей праздничности и эпатажности его произведений. Мы представим и ту, и другую стороны мастера. Это должно смотреться по-новому.
С другой стороны, Бакст уже достаточно хорошо известен российскому зрителю. Его кисти принадлежат портреты Александра Бенуа, Зинаиды Гиппиус, Василия Розанова, некоторых символистов. Художник тесно связан с театром, деятельностью Сергея Дягилева и «Русскими сезонами».
Он никогда не уходил в тень.
Какие события или встречи в его
жизни вы хотите высветить?
Может быть, пребывание в Париже
или отношения с Марком Шагалом?
Много всего. Шагал, конечно, — это отдельная история. Между ним и Бакстом протекал особый диалог. Это два совершенно разных восприятия мира, разные поколения,
но взаимный интерес друг к другу был важен для обоих. Бакста очень привлекали неординарность и талант Шагала,
а того, в свою очередь, — мастерство и фееричность учителя. Бакст предлагал своему подопечному стать его помощником
в декорационном деле, но Шагал отказался, осознав, что это не его область. Однако знаменитое панно Шагала для Еврейского камерного театра создано, несомненно, под влиянием Бакста.
Что зрители увидят конкретно
на этой выставке?
Это масштабная, юбилейная ретроспектива. Бакст — известный, даже легендарный, оригинальный и яркий мастер, который был членом объединения «Мир искусства», другом
и сподвижником Александра Бенуа и Сергея Дягилева.
На выставке мы представим более 250 произведений живописи и графики, а также архивные документы
и фотографии. Работы из крупнейших западных музеев: парижского Центра Помпиду, лондонского Музея Виктории
и Альберты и иерусалимского Музея Израиля. Отдельно покажем интерес художника к театру.
«МЫ ПРЕДСТАВИМ БОЛЕЕ 250 ПРОИЗВЕДЕНИЙ ЖИВОПИСИ
И ГРАФИКИ, ФОТОГРАФИИ, РАБОТЫ ИЗ КРУПНЕЙШИХ ЗАПАДНЫХ МУЗЕЕВ»
Расскажите подробнее про
театральную часть выставки.
Театр — одно из главных полей деятельности Бакста.
Мы привезли эскизы декораций и костюмов, которые хранятся в центральных музеях — прежде всего Третьяковской галерее и Русском музее. Есть работы
и из региональных фондов, к примеру, «Оливковая роща»
из Великого Новгорода и «Потрет Дмитрия Философова»
из Махачкалы. Эскизы декораций Бакста — то, как он видел сцену. Художник сначала делал наброски, а после
увеличивал их.
А костюмы?
Бакст не просто создавал эскизы костюмов — он всегда связывал их с тем или иным исполнителем. Например,
с Идой Рубинштейн в постановке «Мученичество святого Себастьяна», с Вацлавом Нижинским в его спектаклях.
Можно сказать, что это не просто наброски костюмов,
а портреты.
Художник уделял моде большое внимание, особенно
во второй половине жизни. Он работал со многими крупными модными домами и даже задавал тон. Остались эскизы костюмов для благотворительных аристократических балов. Мы привезли рисунки из частных собраний, в том числе заграничных. Несколько нам предоставил модельер Александр Васильев, у него также есть наброски к балетам «Тамара», «Шахерезада» и «Синий бог».
Я считала моду увлечением Бакста, но никогда не думала,
что он законодатель, активно участвующий во всем процессе создания одежды и костюмов. Он не только делал эскизы,
но и заключал договоры
с партнерами, к примеру.
Костюм одного из Трех Купцов
Костюм Девушки из окружения Тамары
Костюм Юноши
Шерсть, хлопок, шелк, атлас, тесьма,
аппликация, роспись по трафарету
Тафта, шелк, шифон, аппликация
шелком и металлизированной тесьмой
Брокар, шелк, хлопок,
роспись по ткани
На что бы вам хотелось обратить
внимание в пространстве выставки?
Мы разделили ее на две площадки. В главном центральном пространстве представим восточную и античную тематики, которые преобладали в творчестве Бакста, а также театральную, фантазийную, романтическую. Это, например, эскизы к балетам «Фея кукол», «Карнавал» и «Спящая красавица». Такая систематизация, мне кажется, позволит
по-новому взглянуть на его произведения.
Ранний период творчества художника тоже довольно интересен — Бакст еще не стал таким, каким мы его знаем. Работы этого времени искренние и непосредственные. Интересно проследить эволюцию развития мастера —
с чего он начался и как оказался в зените славы.
И еще мы собрали большой документальный раздел, крайне
любопытный — в основном из архивов Третьяковской галереи.
Каков ваш личный кураторский
интерес к творчеству Бакста?
Я давно занимаюсь авангардом, долго работала
в Третьяковской галерее, храня произведения, и Бакст всегда существовал в моем личном пространстве. Интересно с точки зрения авангардизма вернуться к «Миру искусства», окунуться в эту атмосферу. Меня занимают женские портреты художника, салонные, сделанные очень «по-бакстовски».
Его интерес к теории искусства, различным течениям
и этапам, тоже заслуживает внимания. Бакст увлекался футуристами и кубистами, сам всегда это отмечал. Даже
в работе над декорациями к балету «Игры» он использует новую стилистику. Поэтому хочется представить все грани творчества художника — и его оригинальность,
и традиционность.
«НА НЕОБИТАЕМОМ
ОСТРОВЕ Я БЫЛ БЫ РАД
ВИДЕТЬ РЯДОМ С СОБОЙ
КАРТИНУ БАКСТА»
Куратор Джон Боулт — об уникальности
выставки Льва Бакста и своем
интересе к русскому искусству
Джон, расскажите,
пожалуйста, о вашем личном
интересе к Баксту.
Он ведь был одним из первых
художников, чьим творчеством
вы заинтересовались
в молодости?
Это очень сложная история. Вы, наверное, знаете, что
я учился, стажировался в Москве, в МГУ, у Дмитрия Владимировича Сарабьянова, в 1966-1968 годах. Сначала
я занимался символизмом, в основном в литературном контексте. Меня очень увлекали Блок, Брюсов, Белый.
Но оказавшись здесь и познакомившись с Сарабьяновым,
я постепенно переключался на зрительный контекст, музыкальный — другими словами, общий синтетический контекст. И таким образом я открыл для себя русское искусство начала ХХ века. «Мир искусства», «Голубая роза», «Бубновый валет» и авангард. Для меня это было большим открытием. Тогда здесь, в России, все это было еще более-менее в опале, было очень мало публикаций, мало специалистов, вообще про авангард мало говорили.
И эта моя первая любовь к символизму сохранилась.
До сих пор все это меня очень интересует и увлекает.
И среди мирискусников, символистских живописцев это
в первую очередь Бакст, Сомов, Бенуа, Борисов-Мусатов.
Для меня это все было очень красиво и немного сумрачно.
В их картинах я нашел много общего с нашей эпохой
1960-х годов. Это было переломное время. Я тогда еще жил
в Англии, и Англия переживала кризис — экономический, общественный. Это была эпоха The Beatles, эпоха взрыва.
И я ассоциировал апокалиптический момент русского символизма начала ХХ века и наше английское апокалиптическое настоящее. Была перекличка. Не только это, конечно, потому что символизм — это еще и очень красиво и прочее.
Заниматься символизмом — это было увлекательным путешествием. Сидеть в запасниках в Третьяковке, в Русском музее, сидеть в Ленинке, смотреть журналы начала века было так интересно! И для меня это было новое поле.
И эта страсть, повторю, осталась, и когда появилась возможность организовать выставку Льва Бакста. Конечно,
я принял приглашение Марины Лошак — очень почетное приглашение. И вот наконец один из моих героев — в одном из самых престижных музеев России. Для меня это очень эмоционально, не только интеллектуально.
«БАКСТ ОЧЕНЬ ПОПУЛЯРЕН НА ЗАПАДЕ, С ПЕРВЫХ "РУССКИХ СЕЗОНОВ", И В ЕВРОПЕ,
И В АМЕРИКЕ БЫЛО ОЧЕНЬ МНОГО ВЫСТАВОК»
Вы сказали о близости
символистов и 1960-х.
Бакст ведь еще во многом
породил моду на Восток,
на ориентализм.
А в 1960-е эта мода была
мощно подхвачена хиппи
и вообще поп-культурой.
Да, это интересно. Как-то я об этом не думал раньше, но вы правы. Эти так называемые дети цветов — все тогда ездили
в Индию, да, была такая мода. Но мне кажется, это немного другое. Потому что Бакст изучал Восток — у него очень большая библиотека по востоковедению. Он увлекался не только художественными произведениями. Он был исследователь, и все это любил как эстетику, систему философскую и прочее. Интересно то, что для него Греция была частью Востока. Ну и также, конечно, Средняя Азия, Индия, Китай. Восток для него играл очень большую роль.
Это видно не только в его театральных эскизах. Если вы видели фотографии его квартиры в Париже, то там он сидит, буквально окруженный восточными вещами.
Судя по фотографиям, он коллекционировал произведения искусства. Но пока не очень понятно, что именно его интересовало в контексте коллекционирования. И я не знаю судьбу его коллекции.
Московская выставка —
из каких коллекций она собрана?
Нам удалось получить вещи из Парижа, Лондона и других городов, из частных собраний. Это очень важно.
Мы соединяем Россию и Европу, но есть один нюанс.
К сожалению, нам не удалось получить вещи из Америки.
Из-за политических причин — санкции и так далее. Это
не трагедия, но все-таки, например, в Метрополитен-музее
в Нью-Йорке и других коллекциях есть прекрасные вещи Бакста. И хорошо бы их выставить, но из-за политики
мы этого не смогли. Но ничего, переживем и это.
Насколько Бакст известен в мире?
Бакст, конечно, очень популярен на Западе, и всегда был.
С 1909 года, с первых «Русских сезонов» он пользовался успехом. И в Европе, и в Америке было очень много выставок, на английском языке выходили очень хорошие монографии. Его собирают, его имя часто появляется на аукционах — Sotheby's, Chrisie's. И его много подделывают, ходит очень много «фальшаков» — что тоже говорит
о популярности художника.
Какой период жизни и творчества Бакста кажется вам наиболее интересным?
В его творческой биографии были разные фазы. Вот его театральные работы для Дягилева, для «Русских сезонов».
Мы помним его по этим работам, и правильно, потому что
он на самом деле совершил революцию в сценографии.
Но есть и фазы малоизвестные, но очень важные. Например, работа в качестве книжного иллюстратора.
Он иллюстрировал много книг — и до символизма (то есть
в 1890-е годы), и когда он стал членом «Мира искусства».
И это, в общем, пока не очень хорошо исследованная область. Потом, его работы для моды, haute couture.
На нашей выставке мы уделяем этому внимание. Он все-таки сотрудничал с домами моды в Париже и рисовал эскизы для платьев разных богатых дам — американских, парижских
и петербургских. К сожалению, многое потеряно, потому что ткани — это хрупкая вещь. Но его влияние на моду 1910-1920-х годов велико.
И последнее, что, к сожалению, не отражено на выставке, потому что это невозможно, — его посещение Америки,
он был там два раза — в 1922 и 1924 году — и начал интересоваться Голливудом. И даже писал, что хотел
бы переселиться в Голливуд, чтобы работать на студии.
Это, конечно, уже в конце жизни, и об этом мы мало знаем,
но интересно то, что он думал об этом. И это показывает, что Бакст, несмотря на годы, думал о новых вещах, новой технике, об Америке. Но нет следов этой деятельности. Известно, что он работал над кинематографическим вариантом «Фауста», но пока у нас нет эскизов.
Что вы думаете об отношениях
Бакста и Шагала?
У Бакста была школа в Петербурге, и Шагал был одним из его учеников. Шагал очень высоко оценивает Бакста, судя
по письмам Шагала. И когда Бакст умер в 1924 году, Шагал написал очень трогательное письмо, которое я потом нашел
в парижском архиве Бакста. Он очень уважал Бакста как наставника. Влияние Бакста на Шагала? Шагал нашел свой путь. Но в ранние ученические годы он много подражал Баксту. Для Бакста, мне кажется, педагогическая деятельность была на втором плане. Для него было самым главным творить. Он давал много частных уроков, особенно в Париже, разным дамам. А влияние на других художников было,
но скорее не через педагогику, а через само творчество. Сформировалась целая плеяда художников, которых я не стал бы называть имитаторами, но людей, которые проявляют элементы Бакста. Борис Анисфельд или Эрте.
Как-то вы сказали, что, если бы нужно было взять с собой
на необитаемый остров одну картину, вы бы выбрали «Явление Христа народу» Иванова или какой-нибудь эскиз Бакста.
Да, на необитаемом острове я был бы рад видеть рядом
с собой картину Бакста «Ужин». Сидит незнакомка, странная женщина — мистика! (Смеется.)
Беседовал Александр Зайцев
© ООО «Лента.Ру», 1999—2016