Суточные показатели заражения коронавирусом в России ежедневно растут, в столице достигли годового максимума. В Москве снова объявили нерабочую неделю, чтобы сдержать эпидемию. Что на самом деле происходит с коронавирусом, стал ли он заразнее, устойчивее и какие симптомы теперь мучают заболевших, а также гарантирует ли прививка защиту от заражения, «Лента.ру» узнала у доктора биологических наук, профессора Школы системной биологии Университета Джорджа Мейсона (США) Анчи Барановой.
Стереть до тапочек
«Лента.ру»: Правда ли, что у заболевших появились новые симптомы, а группа риска со стариков переместилась на молодежь и детей?
Баранова: Совершенно точно, что молодых и детей болеет больше. Но это происходит потому, что индийский штамм, или дельта-вариант, как предлагает называть его ВОЗ, на 60 процентов более инфекционен, чем предыдущий.
Но это происходит не потому, что вирус как-то кардинально изменил свои свойства и стал более активным. Вирус — это инструкция для фабрики, то есть организма пациента, для выпуска большего количества вирусных частиц. В случае индийского дельта-варианта это инструкция «усиленная». Там говорится, что вирусных частиц фабрика должна произвести раз в десять больше. А потому организм больше напрягается и болезнь у него более выражена.
А ребенок — растущий организм, все у него новое, куча энергии. У нас и в первый раз достаточно много детей болели. Но на это никто внимания особо не обращал. В самом начале ведь была установка, что вирус детей не трогает. К тому же у них часто были основные симптомы — нарушения работы желудочно-кишечного тракта (ЖКТ), то есть попросту пару дней понос. Родители с таким в поликлинику редко обращаются. Сейчас, во-первых, и внимания к детям больше. Во-вторых, «отложенный» синдром MIS-C [посткоронавирусный воспалительный синдром] научились диагностировать. А в третьих — многие дети сейчас болеют повторно, просто в первый раз их не тестировали.
Появление же новых симптомов с точки зрения вирусологии тоже вполне объяснимо. Например, показано, что при заражении индийским вариантом у пациентов иногда возникает гангрена. Когда в организме образуется крупный тромб, то орган, например нога, перестает кровоснабжаться и клетки начинают погибать — некроз. Это и сейчас достаточно редкое явление, однако в первую волну такого практически не наблюдалось.
Магистральный кровеносный сосуд — достаточно широкий. Чтобы его закупорить, необходимо большое количество тромбообразующего материала. При стандартном варианте вируса он просто не успевал в таком количестве наработаться. А при массированном производстве вирусных частиц у заболевших дельта-вариантом такое редко-редко, но все же бывает.
Есть ли информация о том, как болеют повторно ковидом: легче, тяжелее?
В мире статистика разная. Есть люди, которые сильнее болеют, есть которые слабее. Просто если организм человека был подорван за предыдущий раз, новая болезнь, напав на уже ослабленный организм, протекает более выраженно. То есть тяжесть заболевания объясняется не только свойствами самого вируса. Например, в первый раз у пациента уровень витамина D в организме был 50, а во второй раз — уже 18. Даже если вы перенесли болезнь с минимальными симптомами, то не стоит считать, что она прошла для вас совсем без потерь. Совершенно точно, что ваше здоровье в результате первого COVID-19 стало хуже, кто-то восстановился полностью, а кто-то не успел.
От чего это зависит?
Год назад, когда эпидемия еще только начиналась, я говорила, что для человечества решается очень серьезный вопрос сокращения общей продолжительности жизни.
У нас есть люди, которые в первый раз даже не заметили болезнь, а во второй — попали в госпиталь. Это зависит от того, как сложились разные факторы. Сформировался ли иммунный ответ после первого раза, насколько он получился сильный, полностью ли пациент восстановился после болезни, был ли «лонг-ковид» и прочее.
В России практически нет доступной статистики о том, сколько вакцинированных заболевают. В США такие данные собираются?
Эта статистика не такая точная, как нам бы хотелось. Сегодня в США вакцинировались порядка 180 миллионов, из них примерно 11 тысяч заболели. Мы можем подсчитать процент, но он будет неправильным. Потому что CDC (Центр по контролю и профилактике заболеваний США, — прим. «Ленты.ру») сначала рапортовал обо всех случаях заражения, в том числе о бессимптомных, просто по ПЦР тестам. А теперь они собирают данные только о госпитализированных, то есть речь идет только о тяжелых пациентах, а не обо всех.
Я думаю, сейчас можно говорить о том, что примерно три процента вакцинированных во всем мире на самом деле не имеют иммунной защиты.
Почему именно столько?
Это приблизительная экспертная оценка. К этой группе, допустим, могут относиться люди с некомпенсированным вторичным иммунодефицитом. С первичным иммунодефицитом, возникшим из-за каких-то генетических дефектов. Они менее склонны образовывать иммунный ответ на натуральную инфекцию или на прививку. В XVIII веке эти люди даже не дожили бы до взрослого возраста, став жертвой какой-то бактериальной инфекции, — в те времена умирали почти 50 процентов родившихся детей. То есть люди с первичным иммунодефицитом в процессе эволюционного отбора уходили из популяции. А сейчас они живут, потому что есть антибиотики. Такой человек способен пережить коронавирус, однако рассчитывать, что он приобретет стойкий иммунитет, — нельзя.
Есть большая группа пациентов с хроническими лейкозами. Они живут долго при соответствующем лечении. Вакцина для них рекомендована, но часто не приносит значимого результата. Да и при любых других опухолях после химиотерапии иммунная система уже не та. Плюс, многие люди постоянно принимают иммуносупрессанты — из-за волчанки, артрита, и так далее...
Другая группа — это пожилые. С возрастом качество иммунного ответа ухудшается. Да, есть исключения. Я видела анализы 92-летней женщины, она своими антителами может завалить пол-России. Но большинство, к сожалению, не такие.
Можно ли говорить о том, что прививка, хоть и полностью не защищает от заражения, зато предохраняет от тяжелых случаев и попадания в реанимацию?
Это относится к людям, которые провакцинировались и все же получили хоть какие-то антитела. Однако сомнений в том, что имеющие антительный ответ болеют легче, нет. Но в тех случаях, когда антител просто нет — извините. У этих пациентов точно такие же вероятности, как и у непривитых. Есть надежда на Т-клеточный ответ, но с ним остается много неясностей.
При каком уровне антител человек может считать себя защищенным?
Достоверно мы не знаем, можно оценить лишь приблизительно. Сейчас подсчитали, что для нейтрализации индийского штамма коронавируса требуется примерно раз в восемь больше антител, чем для обезвреживания стандартного варианта. Если у кого-то, например, по тесту Architect-2 антител примерно 500-800 единиц, они ему помогут, но от заражения не защитят. Минимальное количество для нейтрализации вируса должно быть 1300-1500. Это мое весьма неточное, прикидочное мнение, основанное на нескольких случаях, когда кто-то провакцинировался и все же заболел.
Но кроме этого теста есть и другие измерители антител. Можно дать какую-то среднюю унифицированную цифру, которая бы подходила ко всем диагностическим системам?
Таких данных, к сожалению, не существует. Только два теста откалиброваны по нейтрализующим сывороткам — это Abbott Architect и Diasorin Liaison. Плюс имеются «народные исследования». Группа инициативных биологов и врачей мерили свои антитела в разных компаниях и сравнивали. Но это, прямо скажем, шапкой меряно.
Официально таких испытаний не проводилось. У нас действительно существует масса диагностических тестов, но многие из них просто «висят в воздухе». Их результаты называются «коэффициент позитивности», или КП. Из них понятно только одно — большая цифра лучше, чем маленькая.
Появляются ли какие-то рекомендации о том, как часто необходимо ревакцинироваться — раз в полгода, год?
Пока самое определенное, что могут сказать ученые, — это то, что ревакцинация будет регулярной. Какой подход будет к ревакцинации — сказать трудно, их несколько. Может, будут вводить какую-то смесь антигенов. Например, мРНК — это физический носитель. То есть можно посчитать эти молекулы в штуках. Значит, вполне возможно создать коктейль из мРНК: столько-то взять штук индийского варианта, столько-то британского и так далее.
Но, думаю, что до конца 2021 года появятся еще и другие штаммы коронавируса. Поэтому сейчас ученым не совсем понятно, за что хвататься, куда бежать. Ведь еще несколько месяцев назад мы все боялись британского варианта. Сейчас он практически никого не волнует, его вытеснил индийский. Думаю, что и в России в скором времени он будет преобладать.
Эффективность наудачу
Если ревакцинация нужна, то чем? Многие ученые, в том числе и вы, раньше не рекомендовали ревакцинироваться аденовирусными вакцинами. Сейчас ситуация изменилась?
Для этой рекомендации был следующий аргумент: когда мы в виде вакцины вводим аденовирус, то развивается иммунный ответ и на него, и на то, что «запаковано» в этот аденовирус — S-белок. Как следовало из научных работ китайских ученых, если человек раньше болел аденовирусом пятым (а это могло выглядеть как обычная простуда) и образовалась к нему иммунность, то это приводило к снижению эффективности коронавирусной вакцины.
Но уже сейчас, в реальном времени, появились другие сведения — есть люди, вакцинированные тем же «Спутником» два раза. То есть получили в первый раз две порции препарата, выработали нормальные антитела, титры которых начали снижаться. Они снова вакцинировались «Спутником», антитела снова поднялись. То есть повторная вакцинация аденовирусным вектором снова сработала. Но есть сведения и о других людях, у которых это не сработало.
Опасности в повторной вакцинации аденовирусными вакцинами я не вижу. Но вот эффективность будет зависеть от базового здоровья человека, от перенесенных каких-то других вирусных инфекций, да и от удачи тоже.
Если грубо говорить, то для первичной вакцинации у нас эффективность 97 процентов, для повторной — скажем, 82 процента, для третьей — 67 процентов. Цифры называю наобум, чтобы показать пропорции. Так что Александр Гинцбург (глава института имени Гамалеи , где разработан «Спутник» — прим. «Ленты.ру»), скорее всего, прав в том, что ограничений на ревакцинацию нет. Но вот эффективность ревакцинации в популяции будет падать.
Однако для каждого отдельного человека история будет индивидуальная. Кто именно получит пользу и кто нет — заранее неизвестно. Нет у нас коммерческих тестов на иммунитет к аденовирусным векторам. Опять же нужно все рассматривать в контексте. Я уже говорила о том, что есть люди, у которых и после первой вакцинации иммунный ответ довольно слаб.
Почему ученых беспокоит ревакцинация только аденовирусными вакцинами? У препаратов мРНК — более обнадеживающая ситуация?
Потому что первые случаи использования у людей вакцин мРНК появились, только когда начались испытания препаратов Pfizer и Moderna. Сейчас у нас есть данные по дополнительной бустерной вакцинации этими препаратами. Вроде бы работает. Но точных данных нет. Хотя, думаю, с биологической точки зрения все должно быть нормально.
Платить за все
Какое влияние может оказать многократное воздействие прививки на человека?
До настоящего момента многократные прививки одним и тем же антигеном делали только детям. У них иммунная система незрелая, чтобы получить какой-то иммунный ответ, ее нужно несколько раз стимулировать.
Есть, конечно, ревакцинация по гриппу. Но она делалась либо инактивированными вакцинами, либо живыми. Да и штамм каждый год новый. То есть эти вакцины как бы повторяют натуральную инфекцию. А простудой мы можем болеть несколько раз в год — в этом ничего такого.
Но здесь совершенно другое — иммунитет мы подстегиваем одним и тем же антигеном. Используем S-белок, только все время в каком-то другом варианте. Несмотря на то, что мы не очень хорошо понимаем эту ситуацию, опасения, что это может оказаться неполезно, вполне оправданы. Но это «немного вредно» примерно в тысячу раз меньшее зло, чем натуральный коронавирус.
Что это значит?
Я приведу пример, он не касается «Спутника», а только инактивированных вакцин — «КовиВака» и «ЭпиВакКороны». Когда вы вводите с вакциной алюминиевый адъювант, то ваш общий иммунный ответ немного снижается. Предназначение адъюванта — объяснить вашей иммунной системе: то, что сейчас происходит, — это важно, вот враг, которого нужно запомнить. Если в будущем он зайдет в организм, то нужно его обязательно порвать на ленточки. Так вы науськиваете иммунную систему на конкретного врага.
Но ресурс ведь не бесконечен. Вызывая сильный иммунный ответ на конкретного врага, мы как бы отвлекаем внимание иммунной системы от других вещей. У нас есть антитела IgG и IgA. Последние на слизистых оболочках служат барьерными антителами, они отлавливают патогены на входе. Эти антитела в каких-то довольно больших количествах синтезируются всегда. Когда мы даем алюминий человеку, то общее количество «барьерных» IgA снижается, чтобы наделать побольше «кровяных» IgG.
Условно говоря, после того как вы получили вакцину, вы примерно месяц будете немного более подвержены всем остальным заболеваниям, которые могут напасть снаружи или изнутри: ОРЗ, герпесу, чему-то еще. То есть организм будет слегка ослаблен.
Если это один месяц, допустим, из пяти лет, то это нормально. А если это один месяц каждые полгода? Я понимаю, что антиваксеры в этом месте могут сказать: «А давайте тогда воспитывать наш иммунный ответ пчелиным медом, какими-то биодобавками, антиоксидантами». Но так не получится. Вакцина сейчас — единственный выбор для спасения.
Когда мы что-то покупаем, то мы чем-то платим. Нельзя требовать от ученых, чтобы они сделали какую-то волшебную пилюлю, за которую мы ничем не будем платить. Не бывает таблеток без побочных эффектов.
Главный врач главной российской больницы по борьбе с коронавирусом — «Коммунарки» — Денис Проценко сказал, что, по наблюдениям, сегодня привычные средства для снятия цитокинового шторма у тяжелых больных перестают действовать. Это значит, что вирус приспосабливается к лекарствам?
Я уже говорила, что по патогенезу вирус принципиально не отличается. То есть у него не появился новый белок, который, допустим, сигнализирует индийскому мукормикозу, «черной плесени»: «Давай, прыгай сюда». Все, что этот вирус сделал — он лучше к нам приспособился и стал создавать более высокую виремию, то есть повышать выработку вирусных частиц организмом человека. Этого достаточно, чтобы вызывать и более тяжелую форму заболевания.
Если вирусных частиц стало в несколько раз больше, почему бы не увеличить дозировку препаратов?
Лекарств, направленных на сам вирус, у нас нет. Точнее есть, но они помогают только на ранних стадиях и то не особо. Возможно, если бы имелись классные противовирусные, то можно было бы попытаться так сделать.
Но сейчас реально помогают при коронавирусе глюкокортикостероиды и антикоагулянты, а также антицитокинные препараты, сбивающие цитокиновый шторм. Это называется стратегия отвлечения, в данном случае — отвлечения организма от угрожающего ему вируса. У опытных медсестер есть трюк. Когда ребенок не хочет укол, то медсестра может, например, дернуть его за ухо или за косичку. Пока ребенок будет изумляться и возмущаться, укола не заметит.
Препараты, применяемые при коронавирусе, действуют примерно так же. Но если в два раза увеличить дозу тех же кортикостероидов, то у девочки, которую таким способом дернут за косичку, голова может и оторваться.
Муки выбора
В непростых условиях, когда вирус постоянно меняется, и вакцины с трудом за ним поспевают, оправданно ли вообще говорить о коллективном иммунитете?
В России точно не оправданно. Потому что в России вакцинировано всего девять процентов населения. При условии, что вакцинированных много, количество иммунных людей растет. И вирусу, пусть он даже мутирует, становится труднее передаваться.
В США тоже непростая история с вакцинацией. Демократическое общество поощряет человека, чтобы он все время как бы сознательно делал выбор. Ну там, джинсы с пуговицами или на замке. Есть замечательный психолог Даниэль Канеман, который разработал поведенческую экономику и получил за это Нобелевскую премию. Непосредственно из его работ следует, что выбор — это плохо.
В Советском Союзе был выбор, что можно купить джинсы. Это значит, нужно было целый год работать, копить деньги, а потом на черном рынке постараться добыть эту вещь. И в этот момент уже было неважно, Levis это, Lee или Wrangler. Важен был сам по себе статусный предмет, который стоил, условно, как мотоцикл.
А сейчас вроде в голове пропечатано, что джинсы нужны. А их выбор — 500 тысяч видов. И вот, ходи по магазинам, рассматривай их. Потом купишь и начнешь страдать: эх, надо было другие брать, там посадка круче. Или дешевле на три рубля. Идем домой несчастные, усталые...
Но при этом у нас нет выбора пойти на работу в штанах или просто в одних трусах. Потому как если придешь просто в трусах, то все удивятся. А по вакцинам почему-то выбор такой: я подумаю над этим вопросом и решу не вакцинироваться. Хотя у человека реальных знаний и компетенций просто нет, чтобы принять такое решение грамотно. Но тем не менее он так поступает, потому что ему этот выбор кажется интереснее, заковыристее. Это ненаучное объяснение, но подобное мы постоянно наблюдаем сейчас в социуме.
Может, этот человек чем-то болеет и поэтому боится прививаться.
Просто многие ссылаются на растиражированное в СМИ интервью Нобелевского лауреата по медицине Люка Монтанье. У журналистов звучит, что якобы он сказал, что все вакцинированные должны умереть в течение двух лет. Во-первых, это некорректный перевод, он такого не произносил вообще. Во-вторых, он человек пожилой и добрый, и им антиваксеры пользуются как ширмой. В третьих, какие бы аргументы ни приводили другие специалисты — уже будет для публики неважно, потому что народу слова якобы Монтанье — уже зашли.
Но, ребята, сегодня вакцинированных на земном шаре 1,5 миллиарда. Если в ближайшие два года эти люди, в числе которых и я, погибнут, то улицы завалит горами трупов. Они будут разлагаться и страшно вонять. И вашей основной задачей станет убежать куда-то, остаться в живых и что-то поесть. Про вакцину вы вообще думать забудете, у вас будут совсем другие задачи.
Так вот — я вам гарантирую — такой ужасной картины точно не будет. Вредные мысли из головы антиваксерам придется выкинуть, и сделать выбор, причем единственно верный. Вакцинный выбор — это не между двумя парами джинсов. Это выбор — в штанах пойти на работу или без них.
