Отмененный из-за вирусных ограничений концерт группы The Hatters в ДС «Юбилейный» 6 июня все-таки состоится — 1 июля на открытой площадке в пространстве «Севкабель Порт». Что ни делается, все к лучшему: в начале июня лидер «шляпников» мог «очень харизматично и концептуально сидеть» на барном стуле, поскольку в разгар гастролей сломал ногу. А сейчас мы увидим привычного Юрия Музыченко и «шляпников», драйвовых и ярких.
— Как вы сломали ногу? Долго ли вам носить гипс? И как собираетесь выступать?
— К сожалению, история совершенно заурядная. У нас на даче построили пирс, но не до конца. Я решил проверить и не допрыгнул до берега. Ногу починили по новой технологии, хожу без гипса. Стоит металлический штифт, на ступню могу наступать, кость постепенно будет срастаться. Не отменять же концерты из-за моей глупости.
— К слову, про отмену. Как вы отнеслись к решению отменить концерты в дни ПМЭФ? Ваше выступление ведь тоже пришлось перенести.
— Ох, ну что я могу сказать про этот перенос. Это был ужас. Мы были полностью готовы, репетировали каждый день, купили билеты всем гостям — и тут такие новости. Вот так, в последний момент перечеркнули работу огромного количества людей. А еще очень грустно за наших поклонников, которые специально летели в Петербург на концерт, брали отпуска, покупали билеты и в последний момент обломались. Мы просто обалдели, когда увидели список городов, откуда к нам собирались люди. И очень расстроились за этих ребят. Поэтому нет и не может быть приличных слов, чтобы описать наши эмоции по поводу переноса.
Но, наверное, все, что делается, — к лучшему. Летом все-таки хочется тусоваться на воздухе, а в «Севкабеле» открытая площадка и там проще учесть все требования безопасности из-за пандемии. Мы вместе с организаторами уже пересмотрели весь имеющийся опыт, перечитали все существующие рекомендации, всякие регламенты, предписания и поэтому планируем сделать концерт максимально безопасным. Собственно, мы поэтому его на улицу и перенесли, потому что очень хотим, чтобы он состоялся!
— 23 февраля 2016 года вышел первый клип The Hatters, а через год вы уже выступали уже на стадионе «Санкт-Петербург». Как так получилось? Трудоголизм, талант, хороший менеджер?
— Совокупность всего. И просто так звезды сложились.
— А почему с другими проектами не складывались?
— Потому что тогда не было такого материала, такой самоотдачи, не был так развит интернет, не было таких людей рядом.
— А по группе с чудесным названием «Бегущий Кусок МС Бегемотика» не ностальгируете?
— Да ну нет, по группе не ностальгирую. По временам скучаю: они были веселые, дурацкие, разные. Концерты надо было рекламировать вандальными наклейками в метро — было клевое время!
— Почему у вас такой девиз в соцсетях— Mother Russian Band? А еще была композиция Russian Style. Это такая миссия — нести русское в мир?
— Нет, это самоирония. Как бы вам объяснить… Если ты приходишь в художественную галерею, там висят разные картины: маринисты, огромные эпопеи, Брейгель, например, где нужно вглядываться в каждого персонажа, натюрморты, где на столе стоит герань и фрукт. На чем-то нужно отдыхать, а благодаря чему-то задумываться. Russian Style — самоирония над всеми нами, русскими людьми, сарказм над теми иностранцами, кто воспринимает нас штампами. А, например, песни «Мама» и «Осень» — совершенно другие композиции, которые заставляют думать совсем о другом.
«Разверните обертку, там вкусная конфета»
— Вы — гатчинский мальчик. Где корни вашей любви к цыганщине, Балканам, бурлеску?
— Это идет от воспитания, я же с самого детства играю на скрипке. Потом был театральный институт, а вместе с ним и пьесы, и фильмы Кустурицы, вся эта культура впиталась в меня. Ну и Балканы — они же нам очень близки по духу.
— А вообще, вы экспрессивный человек? Можете себя представить персонажем «Черной кошки, белого кота»?
— Я прямо оттуда! Если бы мне не хватило главных ролей в этом фильме, я бы попросился на роль свиньи, которая постепенно съедает автомобиль.
— Вы расстроились, когда Кустурица с Бреговичем перестали работать вместе?
— Это был еще не возраст адекватного восприятия мира. До меня эта информация уже дошла как факт. В 2016 году нам посчастливилось сыграть с ними на одной сцене: Кустурицу и Бреговича в первый раз за долгое время объединили на концерте. И каково же было наше удивление увидеть, что Кустурица не вышел из гримерки, пока Брегович не покинул здание.
— Горан Брегович говорит, что он всю жизнь — левый. А у вас какие политические взгляды? Или вы далеки от политики?
— Как бы кто ни говорил, что он аполитичен, этого не может быть. Все равно люди как-то относятся к политике. Мы в нашей компании очень интересуемся историей, постоянно скидываем друг другу документальные фильмы, исторические факты. И недавно всей компанией прочли «1984» Оруэлла.
— И вам кажется, что вся эта антиутопия повторяется?
— Ну да. Нет ничего нового, все повторяется раз за разом. Как сказал Оруэлл, человек, который приходит к власти, хочет не мир изменить, он хочет власти. Поэтому, каких бы политических убеждений мы ни придерживались, кого бы мы ни поддерживали, за кого бы ни переживали, все равно «там» борются за власть. Мы занимаемся своим делом — музыкой, театром, видео. Наша задача — выражать свое мнение, но никак не говорить про политику в чистом виде.
— Ну еще и людям искусства нужно балансировать на достаточно тонкой грани, если они хотят, чтобы плоды их творчества продавались…
— В творчестве самая главная «фишка» — что-то почувствовать, дать пищу для размышлений. Чтобы была пища, не стоит быть однобокими. Это пропаганда, когда тебе преподносят новость с определенного четкого ракурса. А когда ты даешь человеку возможность взвесить за и против и принять свое решение — это уже творчество.
— Насколько вообще вы открыты для мира, а он для вас? Не кажется ли вам, что мы вступаем в холодную войну, и железный занавес опускается?
— Тут нас тоже ставят перед фактом. Мы два года пытаемся уехать на первые свои европейские и американские гастроли. Сначала все отменилось из-за пандемии — представляете, за два месяца, не успели. И сейчас все крутится-вертится.
— Должны были поехать в мае 2020-го?
— Да, должны были поехать сначала в Европу, в сентябре оказаться в Америке, но все границы закрылись. Сейчас даты гастролей вроде бы переносятся. Когда наши менеджеры списываются с европейскими или американскими, те говорят: «Ребята, не рассчитывайте ни на что раньше 2022 года».
— У вас там много фанатов? И чем вы их хотите привлечь? Вряд ли же это будет «водка-матрешка-балалайка», правда?
— «Водка-матрешка-балалайка», как я уже говорил, была всего лишь шутка, самоирония и сарказм. Знаете, как яркий флаг, который сначала выкидывают, чтобы на тебя обратили внимание. Давайте уж честно говорить, это коммерческий ход: обратите на меня внимание, разверните обертку, там вкусная конфета.
Чем мы хотим удивить? Я не думаю, что мы чем-то хотим удивить. Мы хотим показать, какие есть на самом деле. Кто нас там ждет, не знаем, мы там еще не были. Конечно, в первую очередь русскоязычные люди, хотя в комментариях к нашим сетям довольно часто встречаются иностранные комментаторы. Плюс у нас же есть старшие братья Little Big, которые все равно нам чуть-чуть, но помогают своей известностью за рубежом. Нет-нет, да и доходит до иностранного зрителя наша музыка.
«Мне грустно не бывает, я семейный человек»
— Можно ли сказать, что за коллаборациями будущее? Вы выступали с, само собой, Little Big, делали ремикс с Валерием Сюткиным, был Ваня Рудбой, Эльдар Джарахов. С кем бы вы хотели спеть еще?
— Закончится интервью — и в гости придет Maruv, мы сейчас с ней работаем. Еще у нас на примете есть несколько артистов. Мы часто размышляем на эту тему. Нам, конечно, интересно коллаборировать с разными артистами, но проблема в том, что мы очень большой коллектив. Сейчас нас пять человек, но велик музыкальный разброс, палитра очень широкая. Когда встречается два артиста, должно быть четкое понимание, что интересно соединить. А мы как были в поиске, так и остались. Пытаемся коллаборировать, и у нас вроде как получается, но это не самоцель. Нам и самим кайфово.
— В октябре у вас выйдет «Сталин Unlimited». Не страшно показывать фильм в стране, где до сих пор многие говорят: «Сталина на вас нет»?
— В этой короткометражной истории как раз эта тема и поднимается. С разных сторон причем. Нет, показывать не страшно. Почему мы вписались в эту историю? Как раз потому, что там не высказывается четкая позиция, наше мнение — там просто представлена одна, довольно нелепая ситуация, произошедшая с этим персонажем. Каждый может для себя решить, за какую сторону он болеет.
— Ваши мама и папа ведь имеют отношение к искусству?
— Мама имеет. Папа у меня токарь высшего разряда, он делал детали для лунохода.
— Это мама вас привела за ручку в музыкальную школу, учиться по классу скрипки?
— В общем, да. Но и папа всегда хотел, чтобы я занимался. Я и сам напросился в музыкальную школу, мне очень там нравилось. Еще и с педагогом повезло.
— На каком количестве инструментов вы играете?
— Стандартный набор рок-музыкантов, кроме того, что еще на скрипке играю: гитара, клавишные, барабаны.
— Бывает такое, что вечером вам грустно, вы берете скрипку и сами для себя что-то исполняете?
— Мне грустно не бывает, я семейный человек, мне не хватает времени. Да и скрипка не тот инструмент, на котором хочется поиграть в приступе меланхолии. Скорее охота на фоно клавиши понажимать, поперебирать струны на гитаре. Скрипка — это все-таки мелодия, а фоно, гитара — именно аккомпанемент для того, чтобы промычать, пропеть.
— Запись с Maruv— это отдельный сингл или вы пишете альбом? Над чем вы сейчас работаете?
— Мы просто встретились, познакомились, посмеялись, поняли, что как люди приятны друг другу и, как следствие, решили попробовать сделать вместе песню. Такой вот эксперимент. Что до альбома, то во время пандемии мы так много материала написали… Я не скажу, что в стол, но все это лежит. Выпускаться синглами нам как-то скучно. Наверное, будем выпускать большой интересный альбом.
— Насколько то, что вы написали, отличается от привычных The Hatters?
— Нам сложно судить, потому что это же мы. Если попытаться абстрагироваться, то, наверное, сильно отличается, потому что у нас было много времени на эксперименты. Но самое главное-то на месте — это мы.
«Прусикин — сынок по сравнению со мной»
— Возвращаясь к экспрессии, какой самый безумный поступок в жизни вы совершили?
— В моей череде глупостей и не упомнишь. Наверное, влюбился в женщину и сразу сделал ей предложение. Если б я замешкался, то [потерял] бы счастье.
— В сентябре будет 12 лет, как вы с Анной женаты. Есть рецепт крепкого брака?
— Не знаю. Всякие банальные вещи. Уважать друг друга. Доверять друг другу. Говорить все друг другу, чтобы не копилось.
— Сложно ли работать со своей женой? А выступать на сцене с коллегами по театру?
— Боюсь, что мне сравнить-то особо не с чем. Как-то так сложилось, что так всегда и было. Нет, дежавю не возникает: я люблю этих людей, мне в кайф.
— Когда вы в последний раз выходили на сцену «Лицедеев»? Скучаете ли по театру?
— Да, если честно, очень скучаю. Потому что театральная атмосфера, энергетика сцены — она совершенно другая. У меня стоят в расписании спектакли. Сейчас, конечно, они перенесены из-за моей ноги, но вообще, в театре я выступаю. Реже, чем раньше, но я еще там есть, и это подарок мне. Я познакомился с Игорем Алексеевичем Соловьевым, художественным руководителем «Лицедеев», еще при поступлении в театральное. Он настолько мощный персонаж, что я сразу понял, где хочу служить.
— Можно ли вас застать в Backstage Tattoo Studio, которой вы отдали много лет?
— Нет, сейчас очень редко. Весь начальный творческий период мы там сидели, это была наша штаб-квартира. Но потом со временем там стало тесно, мы стали мешать тату-мастерам, тату-мастера стали мешать нам, и мы сняли помещение за углом. В Backstage Tattoo можно сейчас встретить только мою жену, которая там босс. А мы иногда заходим тату сделать.
— Я так понимаю, что у вас больше татуировок, чем у Ильи Прусикина.
— Коне-е-ечно! Он сынок по сравнению со мной.
— А сколько у вас? И какие из них любимые?
— Понятия не имею. Они же все маленькие, я очень боюсь боли, поэтому делаю маленькие, чтобы быстро. Не уверен, что их можно подсчитать. А любимая у меня есть. На правой ноге — татуировка по эскизам дочери, девочка с шариком. Она ее нарисовала, когда совсем маленькая была. Мы снимали передачу, и это ее почеркушечки.
— Сейчас Лизе уже 11 лет. Она занимается музыкой?
— Мы ее в первом классе отдавали в музыкальную школу, на скрипку. И она уже тогда начала прогуливать и подвирать. Поэтому мы ее освободили от этой ноши, зачем мучиться? Это вызвало у меня только уважение: ребенок в семь лет готов обмануть, но не идти туда, где ему не нравится. Отдали ее в художественную школу на рисование, это ей по душе. Еще она стала заниматься роликовыми коньками и уже завоевала медали.
«Мы весельчаки-хулиганы»
— Последние посты о «КликКлаке» — годичной давности. Эта банда, объединение — как правильно? — куда входите вы, Прусикин, Джарахов и другие, еще жива?
— Это не совсем так работает, не попытка сделать коллектив. «КликКлак» — место силы, притяжения нашей тусовки. Мы все были по отдельности, просто на некоторое время решили собраться для какого-то общего дела, каких-то проектов. Потом немножечко поменяли главное и второстепенное, на время разошлись, снова занялись каждый собой. Сейчас, может быть, опять соберемся. «КликКлак» — не продюсерский проект. Мы как были друзьями, так и остались.
— У вас в принципе много друзей?
— Со временем я стал замечать, что с возрастом друзей становится все меньше и меньше, но это прямо друзья-друзья. И да, у меня их много.
— Не планируете ли вы переехать в Москву? Ведь считается, где столица, там возможности.
— Если бы я был сольный артист и шоумен, то в этом, конечно, был бы смысл. А когда я часть коллектива, и у нас есть интернет, и мы музыкой занимаемся, то нет никаких проблем приехать на съемку, на выступление в Москву или еще куда-то. Мы люди, которые чутко чувствуют, The Hatters начинался не ради денег, и это понимание идет изнутри: нам ни в коем случае не надо вырывать себя из Санкт-Петербурга, потому что мы потеряем часть себя.
— Вы стали знаменитым. И, наверное, сильно богаче, чем во времена, когда выступали в клубе «Мод». Стали ли вы мудрее? Счастливее? Как вы изменились?
— Счастливее я определенно стал. Первое время, когда деньги появились, конечно, захотелось походить по ресторанам. Сейчас я с удовольствием хожу в столовую, потому что это быстро и вкусно. В деньгах есть удобство: ты о них не думаешь. Но тратить, на самом деле, я начал гораздо меньше: все необходимое есть, а если вдруг что-то понадобилось, то его проще достать, нежели думать об этом и копить. Деньги — это все-таки средство, а не самоцель.
— Я несколько раз в новостях наткнулась на связку «The Hatters — алкоголь». У вас с ним были сложности?
— Бывали времена, когда перебарщивали, но это было не трагично. Мы любим иногда пригубить и повеселиться. Мы весельчаки-хулиганы.
— Сколько у вас шляп?
— Две всего. Это очень странно: когда группа начиналась, у меня было более вытянутое лицо, и шляпы мне шли. А потом лицо округлилось, и они перестали подходить. Сейчас длинные волосы, с ними лицо как бы вытягивается, шляпы снова идут. И еще я поставил элайнеры, это современные брекеты, челюсть тоже сместилась. Но по факту наше название ни к чему не привязывается.
— Тогда почему оно?
— Просто пальцем в небо. Неважно — что, самое важное — как. Главное не форма, а содержание.
— Вам сейчас 33. Есть ощущение, что грядут перемены в вашей жизни?
— Черт! Это беда всех творческих людей, которые что-то производят. Когда снимаешь какое-то видео, делаешь какую-то песню, думаешь: завтра я проснусь звездой и все в моей жизни поменяется. Но так в основном не бывает: все работает медленно, это все равно время, процесс. Чего я жду? Я жду, что люди станут немного вдумчивее, по-хорошему придирчивее. Наверное, так.
