Самосуд. Скорый поезд N 24 Адлер ─ Москва вышел из Белгорода по расписанию в 21 час 40 минут. Он мчался среди заснеженных полей в сторону Курска. На 561-м километре перегона Полевая ─ Конорево машинист Александр Старцев вдруг заметил лежащий на рельсах предмет. Просигналил, резко затормозил, но вовремя остановить состав уже не смог. Когда машинист подошел к "предмету", то невольно отпрянул в ужасе. Между рельсами лежало туловище мужчины, одетое в спортивные брюки и телогрейку. Отрезанная голова валялась неподалеку... ПО ПАСПОРТУ он был Владимир Ильич. Но никто его до самой смерти по имени-отчеству не называл. Ни соседи, ни дружки-товарищи. Все Вовка да Вовка. Но чаще по фамилии: Дрожжин. Хотя был он далеко не мальчишка, а отец семейства. В последнее время работал крановщиком в Курске, а жил в селе Колодное, неподалеку от того места, где нашли его тело на рельсах. Хоронили Владимира Дрожжина на небольшом сельском кладбище, что совсем рядом с его домом. Людей было немного. Только родственники и односельчане. Одни пришли ради любопытства, другие ─ убедиться, что Дрожжина больше нет. Никто не плакал. Только его младшая дочка Танюшка вскрикнула, когда у могилы открыли гроб и она увидела: голова отца лежит где-то сбоку, ниже плеча. Брат покойного молча приложил голову к шее, немного постоял и сухо распорядился: "Закрывайте". Когда гроб опускали, прослезилась мать, но сказала слова, поразившие всех присутствующих: "Жил ты, сынок, как собака, и помер так же...". Тамары ─ бывшей жены покойного ─ на похоронах не было. Вместе со своей сестрой Иулитой, которую все в деревне называли Юлией, она сидела в следственном изоляторе Белгорода по подозрению в убийстве Владимира Дрожжина. "Не виновата наша мамочка и тетя Юля! Они не преступницы, они нас, детей, спасали!.." ─ написала в "Российскую газету" старшая дочь Тамары Дрожжиной ─ Олеся. НА СТАНЦИЮ Полевая мой поезд пришел в четыре утра, и, хотя накануне дала телеграмму о своем приезде, никто меня не встречал. Мела поземка, порывистый ветер раскачивал фонари, и один из них вдруг высветил вдалеке чью-то фигуру. "Уж не вас ли мы ждем?" ─ прокричал мне женский голос. Мы подошли друг к другу, познакомились. Меня встречала родная сестра Тамары ─ Мария, красивая, ясноглазая, молодая женщина с темными бровями вразлет. Оказывается, в телеграмме перепутали номера вагона, из цифры "16" оставили только единицу. Впрочем, хорошо, что вообще телеграмму доставили. Ведь от Полевой, где находится отделение связи, до села Колодного ─ целых семь километров. Жители преодолевают это расстояние пешком, даже школьники. Топают часа полтора. В доме еще все спали, и Мария Ивановна предложила мне прилечь до подъема детей. Но уснуть не удалось. Было очень душно, и сильно храпела бабушка за тонкой стенкой. К тому же через каждые четверть часа она вскакивала со скрипучей кровати и, громко топая, шла на кухню. Там в большой кастрюле парились голубцы по какой-то особой технологии. Потом она снова ложилась, а я, оглядывая комнату, пыталась представить, как здесь раньше жила семья Дрожжиных ─ Владимир, Тамара и две ее дочки ─ Олеся и Татьяна. И не знала я, что именно в этой комнате произошло однажды трагическое событие, резко изменившее судьбы всех домочадцев... Теперь в большом пятикомнатном доме живет сестра осужденной Тамары ─ Мария со своими двумя сыновьями-школьниками, бабушка Федора Михайловна, приехавшая из Молдавии, и две сестрички ─ Олеся и Таня. Сестры совсем не похожи. Младшая, 12-летняя Таня, светлоглазая, светловолосая, лицом, говорят, пошла в отца. Сейчас понять это трудно, потому что все лицо у девочки в уродливых шрамах от ожога. И руки. Долго не решалась я спросить, откуда они. "Это давно. Из-за папки пожар в доме случился", ─ просто объяснила девочка. Старшая сестра, 15-летняя Олеся, красивая, темноволосая, темноглазая. Совсем барышня. Очень рассудительная, не по годам серьезная. Она не родная дочь Владимира Дрожжина. Своего кровного отца не знает. "Мама родила меня вне брака", ─ написала она в своем письме в редакцию. А начала она его словами: "Я хочу рассказать о своей жизни. О том, как мы с сестрой стали сиротами при живой маме..." В ЭТО УТРО девочки в школу не пошли, остались беседовать со мной. ─ Я помню себя с пяти лет, ─ начала свой рассказ Олеся. ─ Мама утром уходила на работу, а отчим, которого я называла папой, тут же ставил меня в угол на целый день до прихода мамы. Иногда ставил на колени ─ на кирпичи или рассыпанную соль. Я маме говорить об этом боялась, потому что он угрожал: "Расскажешь, будет хуже". Но мама однажды узнала, увидев мои коленки. Стала брать меня с собой на работу. Потом, когда отец пообещал больше меня не обижать, стала снова оставлять с ним. Он тут же меня будил, подводил к окну и говорил: "Видишь, кто пошел? Правильно, твоя мама. Значит, здесь тебя защищать уже некому!" И начинал меня бить. Я плакала, кричала, но он зажимал мне рот и шипел: "Будешь орать, засуну головой в котел!.." Я этого очень боялась, поэтому молчала... Рассказала Олеся и о том, как отчим сломал ей руку, как насыпал ей в трусики перец, как бегал за ней с топором в руках и как однажды, избив, потащил к железнодорожным путям, пригрозив, что бросит под поезд. Многие односельчане уговаривали его остановиться, но он не слушал никого. И только родной брат отчима ─ Саша сумел вырвать девочку из рук разбушевавшегося дебошира. ─ За что он тебя так? Может быть, ты ему грубила, дерзила? ─ спросила я Олесю. ─ Вы думаете, он только надо мной издевался? И родную свою дочь он обижал, и жену, и тещу, и даже свою мать ─ сломал ей руку и голову пробил железякой. Всех соседей держал в напряжении. Пил, буянил, угрожал ножом... Несколько раз Тамара Ивановна подавала на мужа заявление в милицию. Хотя сделать это было далеко не просто: отделение находится в 15 километрах от села. К тому же после прихода милиции Дрожжин на какое-то время затихал. Но скоро все начиналось сначала... И ВСЕ-ТАКИ Дрожжина посадили. Но не за то, что издевался над семьей. Посягнул он как-то на общественное имущество. А попросту украл в пьяном виде с двумя собутыльниками со склада колхоза 4 мешка муки, 7 мешков картошки, 2 фляги с квашеной капустой и секцию кресел. Дали ему три года. ─ Когда он сидел, нам всем было хорошо, ─ сказала Олеся. ─ Да, мама тогда не плакала, ─ вздохнула Танюша. ─ Она повеселела и даже похорошела тогда, хотя на нее одну столько забот сразу свалилось! ─ присоединилась к нашему разговору Мария Ивановна. Тамара в то время дояркой на ферме работала и дома корову держала. В город молоко на рынок возила. Огород поднимала. Ремонт в доме делала. Газ провела. Детей воспитывала. Все успевала. А ночами к ней приходил страх: скоро вернется Дрожжин и все повторится. И зачем я только замуж за него вышла, думала она. И вспоминала свою нелегкую жизнь. ...Она полюбила Василия совсем девчонкой, когда еще жила в Молдавии. Какой же он был красивый, какие слова говорил ─ голова кружилась! Жениться обещал. Да не женился. И ушел, оставив Тамару беременной. Поехала она в Курскую область к своим замужним сестрам: "Устройте в больницу, хочу от ребенка избавиться". Но муж одной из сестер сказал ей строго: "Не смей и думать об этом! Родишь. А мы поможем дитя вырастить". Так и родилась Олеся. А через год с небольшим познакомилась Тамара с Владимиром Дрожжиным. Тот только из армии вернулся. Сказал ей, что сирота он, детдомовский, без отца и матери рос, один-одинешенек. А еще сказал, что приглянулась ему Тамара сразу же, почувствовал он в ней доброту материнскую, всегда о такой жене мечтал. И предложение сделал. "Не знаю, как мне быть? ─ советовалась Тамара с сестрами. ─ Не люблю его, но жалею. Да и как одна жить буду без мужа с ребенком?" И вышла за него. Но скоро поняла, что совершила большую ошибку. Муженек оказался лгуном. Никогда не был он сиротой, есть у него брат, и мать жива-здорова. Отца, правда, нет. Мать убила его, стукнув однажды топором по голове. Отсидела за это три года. И к водке оказался Вовка неравнодушным. А когда выпивал ─ дурел. Становился просто зверем. Тамара думала, что после рождения дочурки Тани муж угомонится. Тем более что свой дом купили в селе, хозяйством заняться бы. Но нет! Все вокруг виноваты, что он себя никак найти не мог... "И зачем мы, бабы-дуры, так замуж стремимся? ─ рассуждала Тамара. ─ Вполне можно и без мужика прожить. А уж если и выходить, то только за хорошего, непьющего и доброго". И решила Тамара развестись со своим Дрожжиным. Сообщила ему об этом в тюрьму. ─ Из тюрьмы он вернулся еще хуже, чем был раньше, ─ говорит Олеся. ─ Стал хитрее и злее. Он заставил маму прописать его: накинул ей на шею удавку и нож к горлу приставил. А когда она это сделала, он нас тут же из дома выгнал. Тамара Ивановна скиталась с детьми по квартирам и добивалась раздела дома и имущества. Добилась. Но отделить Дрожжина от своей жизни не сумела. ─ Он приводил в дом каких-то друзей и женщин, ─ рассказывают девочки. ─ Они днем и ночью пели песни, кричали, ругались матом. Мы спали по очереди, потому что боялись, как бы Дрожжин не взорвал дом, он постоянно об этом твердил. Ведь у нас газ. Не церемонясь, когда хотел, врывался Дрожжин на "чужую территорию" и орал, что хозяин здесь он. Однажды во время очередного скандала решила вмешаться сестра Тамары ─ Юлия. Пыталась вразумить, что не жена ему Тамара больше, нельзя на нее руку поднимать. Тогда он схватил ее, Юлию, и потащил в свою половину. Она сопротивлялась, кричала, но он порвал на ней одежду и изнасиловал. ─ Тетя Юля выскочила из его комнаты голая, вся в слезах. Она билась в истерике, обзывала нашего отца подонком и пообещала, что никогда ему этого не простит. А он ей сказал: "Только посмей кому-то пожаловаться ─ сына своего больше не увидишь! Исчезнет, как ваш братец!". Младший сын, десятый ребенок Федоры Михайловны Саладук ─ Георгий не так давно странным образом пропал без вести... А СПУСТЯ четыре дня, когда Дрожжин в очередной раз распустил руки, разбил Тамаре губу и пригрозил, что ночью порешит всех в доме, она, отправив детей к соседям, обратилась за помощью к своим родственникам ─ сестрам и брату, которые живут по сельским меркам неподалеку. Все они приехали сюда из Молдавии. Тамара сказала: "Все, больше нет сил, надо что-то с Дрожжиным делать. Помогите, ведь убьет же в конце концов. Или Олеську изнасилует, не раз грозился уже!". Дрожжин открыл дверь, подумав, что пришли из милиции. Когда же увидел родственников бывшей жены, сразу понял ─ бить будут ─ и первый пошел в атаку. Стукнул одного кулаком в лицо, замахнулся на другого, но руку его успели перехватить, заломить, а самого скрутить... ─ Веревку давай, Тамара! ─ крикнул ей брат. ─ Мы его сейчас свяжем, пусть проспится до утра. Дрожжин сопротивлялся, ругался, пытался вырваться. Но его избили и наконец-то связали. Уложили на пол. Разгоряченные дракой мужики вышли из дома на воздух. Двое, попрощавшись, тут же ушли домой. А брат Илья и муж сестры Петр вернулись в дом. Дрожжин лежал неподвижно. ─ Успокоился? ─ спросил брат. ─ Да. И, кажется, навсегда, ─ ответила Тамара. ─ Мы с Юлькой его задушили... О том, как это произошло и что было дальше, я узнала из материалов следствия. "Начальнику милиции станции Белгород от Дрожжиной Тамары Ивановны. 18 января 1998 года примерно с 21 до 22 часов вместе с родственниками в моем доме мы сначала избили моего бывшего мужа Дрожжина В.И., 1963 года рождения, а потом с сестрой Иулитой задушили его бельевым шнуром и отвезли на санях, запряженных лошадью, на железнодорожное полотно. Тело положили на рельсы, чтобы скрыть следы удушения и создать видимость, будто он попал под поезд...". Они спрятались в кустах и ждали, когда пройдет поезд. И не думали, что поезд остановится и выйдет машинист. Что тут же вызовут транспортную милицию. Огородами они вернулись домой и сидели в оцепенении, не зная, как быть дальше. К ним пришли сразу же ─ следы от саней привели к дому. Тамара отпираться не стала. Юля тоже. Взяли и брата со свояком. Расследованием уголовного дела занялась Белгородская транспортная прокуратура, следователь О.Е. Бондаренко. Из материалов дела. Вопрос следователя: Ранее у вас когда-нибудь возникала мысль об убийстве Дрожжина? Ответ Тамары Дрожжиной: Нет. Вопрос: Когда вы тянули за конец петли, вы осознавали, что убиваете Дрожжина и что ваши действия с неизбежностью влекут его смерть? Ответ: Да, осознавала. Вопрос: Когда вы его душили, желали ли вы наступления его смерти? Ответ: Да, в тот момент желала. Страшно читать такое откровение. И если не знать заранее о том, что пришлось испытать Тамаре, прожившей десять лет с Владимиром Дрожжиным, невозможно понять, как могла женщина совершить такое жестокое преступление... Следствие продолжалось восемь месяцев. Детей Юлии ─ Свету и Диму взяла под свою опеку одна тетя. Олесю и Таню ─ другая, уже знакомая мне Мария. Она переехала в дом Дрожжиных еще и потому, что у нее муж тоже пьет и обстановка в доме непростая. И когда Тамара ей из сизо написала: "Забирай своих детей и переходи жить в мой дом, чтоб не случилось беды, как у меня", Мария так и сделала. ЗА ВСЕ время нашего разговора Олеся с Таней ни разу не сказали ни одного доброго слова о своем покойном отце. Неужели он действительно делал все только плохое? Ну вспомните, девочки, попросила я. А сама села смотреть их семейный альбом. Интересно было увидеть лицо Дрожжина, Тамары, Юлии. Начало красного бархатного альбома посвящено армейской службе Дрожжина. Вот он, Вовка, совсем еще пацан в гимнастерке. В общем-то вполне нормальный парень, только взгляд из-под насупленных бровей тяжеловат. Рядом с портретом написано: "В этом альбоме частица моей жизни. И даже через много лет перед человеком, прикоснувшимся к этим листкам, предстанут те минуты, когда я с нетерпением ждал возвращения домой к своим родным и близким..." Интересно, сам он писал эти проникновенные строки или у кого-то позаимствовал? На следующей странице под словами: "Те, кого я помню и люблю" ─ отодранный портрет Тамары, миловидной темноволосой женщины. Сам приклеил, сам и отодрал. А вот таким Дрожжин был пару лет назад. С усами. Еще симпатичнее, чем в юности. Чем-то смахивает на французского актера Депардье. Вот он рядом с дочкой Танюшей. Действительно, одно лицо! Трудно поверить, что этот человек был так жесток, что сам себе подписал приговор. ─ Ну что, девочки, вспомнили что-нибудь? Они обе еще чуток пошептались, и Танюша сняла висевшие на стене фотографии. ─ Вот эти рамочки резные сделал папка, когда в тюрьме сидел. И нам прислал, ─ сказала она. А еще протянула мне его поздравительные открытки. "Дорогие доченьки! Дорогая жена Тамарочка! Пожеланий моих не счесть... Любящий папа и муж. Любимая дочка Олеся! С днем рождения! Желаю счастья, радости, тепла. Чтоб все неудачи сгорели дотла... Папа". Но почему же этот любящий муж и папа часто становился зверем? Любил ли он свою жену, детей? Ведь, говорят, очень ревновал Тамару без всякого повода. Но мои размышления вслух тут же прервала Олеся. "Никого он не любил! А мама для него была просто его собственностью, вот почему он ревновал". Поразительные выводы для 15-летней девочки. "Его здесь все боялись, особенно после тюрьмы", ─ в один голос говорили мне соседи Дрожжина, когда я ходила по селу и спрашивала у них, что они думают об этой истории. И никто не выразил жалости по случаю смерти Владимира. Но жалели сестер. "Из-за такой мрази им теперь сидеть!" И совсем поразительные вещи говорили эти простые малограмотные люди: "Зачем они только тело на рельсы поволокли? Во дворе бы закопали, никто бы и не хватился. Порядочные граждане пропадают, и то их не ищут, а такого бандита вообще искать не стали бы!" А где же были стражи порядка? Почему вовремя не предупредили это созревающее преступление? Неужто Тамара не обращалась в милицию? Поначалу обращалась. Но, к сожалению, сельские участковые Анискины ─ неравнодушные и дотошные ─ бывают только в кино. А некиношным и так дел хватает, чтоб еще в семейных конфликтах разбираться! Участковый так и сказал Тамаре: "Чего жалуешься? Ведь не убил же он! Когда убьет, тогда приду и разберусь!" Пошутил, надо понимать. Но мер никаких не принял. "Я решила больше в милицию не обращаться, незачем, все равно не помогут", ─ написала своих показаниях Тамара. Поэтому и попросила она в тот страшный день помощи у своих родственников. Но думал ли кто из них тогда, направляясь в дом Дрожжиных, что дело кончится жестоким самосудом? К СОЖАЛЕНИЮ, мне не удалось встретиться с обеими заключенными. Их этапировали после приговора суда в тюрьму далеко от Курской области. Но сестра Мария дала мне все их письма, которые они прислали своим детям и родственникам из следственного изолятора. Чаще писали детям. Сколько тепла и ласки вкладывали в свои послания! Всем интересовались и сопереживали мамы ─ как учатся, с кем дружат, как помогают своим тетям и бабушке... "Олесенька, доченька, не переживай, у меня все в порядке", ─ пишет Тамара. И скрывали от детей как могли все то, что на душе творилось. Лишь сестрам своим выплескивали. "Маруся, сестричка, знала бы ты, как тут тяжело сидеть под замком! Но как я жила все эти годы с ним ─ то здесь мне сейчас спокойнее... Будет очень несправедливо, если нам дадут большой срок. Но как Господь решит..." ─ "Как хочется домой, даже передать не могу! ─ пишет Юлия. ─ Порой мне кажется, лучше умереть, чем такие муки и страдания переносить... Скоро суд, очень надеемся на его справедливое решение. Ведь не разбойницы же мы, не от злого умысла сделали все это, а от отчаяния!.." А еще обе стали писать стихи. Особенно много пишет Юлия. Тюрьма заставит выживать, Ведь мир ее жесток и тонок. Она научит понимать, Где человек, а где подонок... Судя по этим строчкам, по другим стихам, письмам и фотографиям, эта внешне эффектная женщина ─ натура сильная, честная и справедливая. Ведь Тамара пыталась выгородить ее, всю вину взять на себя, тем более что сама, только сама решила в тот страшный момент накинуть на связанного Дрожжина удавку. Да сил не хватило затянуть петлю. Сестра молча помогла ей, потянув за другой конец... И не ушла от ответственности. Хотя она очень больной человек, а дома ее ждали дети. На суде сестры держались стойко. Как потом объясняли в своих письмах, не хотели травмировать детей, "хотя слезы порой просто душили и говорить не давали". В их защиту выступали соседи и сотрудники. Обеих женщин характеризовали как добрых и отзывчивых. Все село ходатайство подписало на суд, чтоб отпустили Тамарку с Юлькой: не преступницы они, а довел их зверь-мужик до такого преступления. Потому что жили Тамара и ее дети как в аду. "Мы знаем, ─ написано в ходатайстве, ─ как Тамара переносила издевательства от мужа (покойника). Все, что она совершила, это только от отчаяния. Мы просим правосудие снисхождения, прощения и ради детей оставить ее на свободе. Детям нужна мать". А насчет Юлии все соседи и родственники по своей наивности были уверены, что ее вообще выпустят, ведь она только подсобила сестре, хотя и ей было за что наказать Дрожжина! ─ Но судья не очень-то обращал внимание на все эти высказывания, ─ сказала Мария Ивановна. ─ Он многих обрывал на полуслове, не давая высказаться. В СВОЕМ последнем слове каждая из подсудимых сказала: "Мы сначала не собирались убивать Дрожжина, но потом поняли: когда его развяжут, нам и детям ─ несдобровать...". Почему они это поняли? Я прочитала многие документы двух толстенных томов этого уголовного дела и вдруг ясно представила, почему так неожиданно, всего в мгновение решилась судьба Дрожжина. ...Мужчины, связав его и уложив на пол, вышли из дома. На тот миг он был не опасен, даже беззащитен, избитый и связанный по рукам и ногам. Кто бы мог тронуть беззащитного? Никто. Тем более женщины. Если бы он лежал и молчал. Но не тот человек Дрожжин, чтобы молчать. Он, побывавший с обеими в близости, наверняка сказал им что-то такое гнусное, оскорбляющее их достоинство, что затмило от гнева их разум... Тамара кинулась к ящику, где давно хранил Дрожжин удавку ─ "на всякий случай". Ею он однажды душил Тамару, ею угрожал Олесе... Приговор суда был суров. "Признать виновными в умышленном убийстве по предварительному сговору группой лиц находившегося в беспомощном состоянии... Назначить Дрожжиной Тамаре Ивановне и Портянко Иулите Ивановне наказание в виде 12 лет лишения свободы. Петру Греку и Илье Саладук ─ в виде трех лет в исправительной колонии общего режима". Мужчин-соучастников, до сих пор бывших на свободе с подпиской о невыезде, тут же в зале суда взяли под стражу. ─ Мы все плакали навзрыд, ─ говорит Мария. ─ Дети кинулись к клетке, в которой сидели их матери, целовали и гладили их руки, что-то кричали... Но конвой их не отгонял, солдатики сделали вид, что не замечают нарушения. И дали детям проститься. О том, как восприняли решение суда Тамара и Юлия, читаю в их письмах. "Как мне пережить такую долгую разлуку с вами, доченьки мои любимые! ─ пишет Тамара. ─ Лучше бы я тогда дом не делила, а забрала вас в чем есть и уехали бы мы на край света, чтобы он нас не нашел..." ─ "Марусенька, никак в голове не укладывается, ─ пишет Юля сестре, ─ что дали такой большой срок! Мне будто ноги косой подкосили, а душу и сердце на куски разорвали..." ─ Не виноваты наша мамочка и тетя Юля, не виноваты! ─ снова повторяет Олеся и показывает мне копии своих писем. Она ищет справедливости. Написала в Верховный Суд очень обстоятельное и убедительное письмо. Такое же письмо она прислала и к нам в редакцию. "Верните нам наших матерей, нам их сейчас так не хватает!" ─ Но ведь они убили человека, ─ пытаюсь убедить девочку. ─ Пусть нехорошего, но ведь человека! Нельзя вершить самосуд. За это положено наказание. Чтобы как-то сбить накаленную обстановку, предложила девчонкам выйти прогуляться, посмотреть сельские достопримечательности. ─ Какие достопримечательности! ─ вздохнула Олеся. ─ У нас здесь так скучно! Молодежь разъехалась, ведь работы здесь нет никакой. Одни старики остались да дети. Чем мы с Таней занимаемся вечерами? Уроки в основном делаем. Юля мечтает стать юристом. Я хотела на бухгалтера выучиться, да мама не советует ─ опасное, говорит, это дело, в тюрьму можно угодить запросто. Хватит нам уже тюрем... Разговаривая, мы подошли к окраине села, и я увидела кладбище. Попросила: "Покажите могилу отца". Она занесена снегом, к ней не протоптана дорожка, потому что никто не ходит. Нет ни ограды, ни венка. Только две бумажные гвоздички на покосившемся металлическом кресте. ─ Это я их прицепила, ─ призналась Танюша. ─ Скучаешь по папе? ─ спросила ее. Она немного помолчала, потом покачала головой и сказала: ─ Лучше, что его нет... А Олеся добавила: ─ Не убили бы его, убил бы нас он... ─ Ты и на суде такое сказала? ─ Судья не хотел выслушать, все торопил. Как объяснили мне потом юристы, у судей ─ регламент. Странно слышать такое, когда речь идет о судьбах людей... С СУДЬЕЙ Колоколовым я встретилась на его рабочем месте ─ в Курском областном суде. Это он вел дело об убийстве Дрожжина. Никита Александрович внешне не лишен приятности, моложав, щеголеват. ─ Я ─ кандидат наук, ─ сразу представился он мне. И сообщил, что тоже пишет в газеты. Показал свои вырезки с материалами. Но, не заметив никакой особой реакции с моей стороны, продолжил уже сухо: ─ А что, собственно, вас интересует в этом деле? ─ Вы действительно считаете, что убийство было преднамеренным, заранее спланированным? ─ Конечно! У вас есть сомнения? После нескольких фраз пререкания он вдруг заявил: ─ Вы не готовы к разговору со мной! Ничего обсуждать с вами я не желаю. Покиньте мой кабинет! И куда делась вся его любезность! Но, видно, именно в эту минуту он и стал настоящим. Категоричным, не терпящим возражений, непоколебимо уверенным в своей правоте. Его даже на минуту не заинтересовало мнение человека, который знакомился с делом не только по документам, но и в ходе встреч с разными людьми на месте события. После этой беседы я слово за словом перечитала все судебные материалы. К сожалению, протоколы суда ведутся до сих пор дедовским методом ─ по записям секретаря. По ним трудно представить истинную картину того, что было в зале заседания. А ведь сегодня вполне можно было бы воспользоваться видео- или хотя бы аудиозаписями, чтоб ни один нюанс разбирательства не был упущен. Думаю, оплатить эти расходы было бы в интересах подсудимых или ответчиков. Но это ─ благие пожелания. Пока же воспользуюсь выписками из реально имеющегося документа. И попробую прокомментировать их на основании своего журналистского расследования. В приговоре суда, например, говорится: "...в момент совершения убийства (напомню, что это произошло вечером) обе подсудимые не пребывали в состоянии сильного душевного волнения (аффекта)". Так как "...телесные повреждения Т.И. Дрожжиной он причинил рано утром...". Какими же это приборами суд измерял душевное состояние двух измученных постоянными издевательствами потерпевшего женщин, одну из которых он утром того же дня избил, а другую накануне изнасиловал? Да если бы Тамара и Юлия не были в состоянии аффекта, неужто сотворили бы они такую несусветную глупость ─ положили мертвое тело на рельсы? Хладнокровные, расчетливые убийцы закопали бы труп в засыпанной снегом глухой деревне, выкопав яму заранее. Или опустили в прорубь, или на чердаке спрятали, ─ впрочем, нашли бы десяток надежных вариантов, по которым их бы не разоблачил ни один наш современный сыщик. Читаю дальше. "Непосредственно перед совершением убийства Дрожжин В.И. сопротивление прекратил ─ был связан и просил прощения". Это кто, интересно, слышал от него? Ведь рядом в его смертный час были только сестры. А, судя по их путаным показаниям, они толком и не помнят, что он им такое сказал. Это, кстати, еще раз доказывает, что испытывали подсудимые в тот момент жуткий стресс. Еще один вывод суда: "...конфликты (в семье Дрожжиных) возникали эпизодически. Носили они обоюдный и исключительно семейный характер...". Ничего себе эпизодики ─ длиною в 10 лет! А "обоюдный характер"? Выходит, и Тамара била Дрожжина? А Юля его тоже изнасиловала? Читаю приговор дальше. "Не нашло своего подтверждения в судебном заседании систематическое противоправное поведение Дрожжина В.И. в отношении детей...". Чтобы усомниться в этом выводе, достаточно только взглянуть на обожженное личико Танюшки. Или прочитать зафиксированную в протоколе одну-единственную реплику Олеси: "...он издевался над всеми нами, обижал меня, мою сестру...". Таким же образом можно возразить чуть ли не по каждому выводу суда. В то же время почему-то не нашли своего отражения в протоколе судебного заседания свидетельские показания о том, что удавку, которой был задушен Дрожжин, он изготовил сам и не раз использовал ее с целью устрашения домочадцев. Что грозил изнасиловать свою падчерицу, чего особенно боялась мать Олеси и что, пожалуй, явилось главной причиной ее эмоционального взрыва, приведшего к трагической развязке... Такое ощущение, что обвинительное заключение готовили люди, еще до процесса составившие для себя умозрительную схему преступления. Собственно, это подтверждают шаблонные фразы приговора: "...повышенная опасность... личности подсудимых", "исправление подсудимых возможно только при условии назначения им наказания в виде длительного лишения свободы", что "будет способствовать восстановлению социальной справедливости, достижению целей исправления осужденных и предупреждения совершения новых преступлений". Слова, слова... О какой "социальной справедливости" может идти речь в этом диком бытовом конфликте? Кого вознамерился исправить суд, оставив сиротами детей в четырех семьях? И какие "новые преступления" можно предупредить этим длительным заключением, если главный источник зла для всех жителей села Колодное перестал существовать? Или наш ученый юрист предполагает, что этим приговором выжжет все мировое зло? Вместо послесловия . Верховный Суд РФ, рассмотрев апелляцию адвоката и приняв во внимание письмо Олеси Саладук, только на основании знакомства с материалами дела сократил срок Тамаре и Юлии вдвое, а соучастников-мужчин освободил вообще. Но точку в разбирательстве этого дела, мне кажется, все равно ставить рано. Елена ВАСИЛЬКОВА, обозреватель "Российской газеты". Курская область. //* Источник информации : Российская газета,12.01.99 //* Рег.Ном.- 1090100030.40-------------------------------------------