До какого-то момента самый быстрый способ профессионального роста – это выделяться компетенцией. То есть быть крутым специалистом, который в одно лицо может всё. Это очень комфортная и приятная позиция, потому что вы отвечаете только за себя, не несёте огромных расходов каждый месяц и не делаете ничего такого, что стало бы серьёзным риском.

Правда, вы упираетесь в то, что делать что-то одному невозможно. Слишком долго, слишком сложно, требует кучи разных навыков, либо просто нерационально. В этот момент вы начинаете управлять командой. Команда нужна только для одного: она может сделать то, что не сделает один человек. Мы расплачиваемся за это внутренними издержками на координацию, но получаем больший результат.

Следующий потолок ещё интереснее: выясняется, что бывают задачи, к которым вообще непонятно, как подступаться. Оказывается, что самый быстрый способ — это использовать чей-то опыт, причём приложенный максимально практически к конкретной ситуации. Нужен опытный чувак, который всё знает, всё умеет и вдруг будет вам помогать советом.

Проблема в том, что даже если такой есть, вы ему нафиг не нужны.

Тем не менее, оказывается, менторство так или иначе распространено в бизнесе. Сразу скажу, что этот термин сильно попортили всякие деятели от инфобизнеса. Но я бы хотел поговорить про саму модель, поскольку выглядит она довольно интересно. Не факт, что вы её захотите использовать, но её как минимум стоит понимать.

Я тут полез изучать опыт школьных учителей в педагогике, — и совершенно внезапно обнаружил кучу важных для управления проектами принципов. В смысле, что я опять хочу познакомить вас со странным человеком и рассказать про его опыт. Итак, знакомьтесь, обычная учительница в астраханской гимназии, Ольга Анисимова, которая порвала мне все шаблоны того, что происходит в обычной школе.

Она не учит детей методам решения задачи, она учит их сначала найти саму задачу, потом прикинуть спектр вариантов подхода, а уже потом — как конкретно получить ответ.

Она относится к детям как ко взрослым во многих аспектах.

Она позволяет себе ошибаться, позволяет детям исправлять свои ошибки и аргументировано спорить с ней. Более того, она иногда специально допускает ошибки, чтобы дети не расслаблялись.

Она разрешает готовить шпаргалки и списывать. Разрешает детям «выпихивать» на ответ того, кто выучил тему. Использует понятную детям игрофикацию для мотивации.

В общем, всё настолько пропитано здравым смыслом, что просто не может и не должно происходить в школе. В чёртовой школе!

Идея тестировать код постановкой его в неудобные ситуации появилась далеко не сразу. До этого не разработчик думал о том, как поломать код в разных тестах, а тестировщики пытались сделать это руками. Грубо говоря, предполагалось, что мудрый разработчик пронзит код мыслью и сразу представит все его состояния в квантовой суперпозиции.

Очень многие вещи из ИТ-сферы напрямую относятся к бизнес-процессам. Тойота в какой-то момент придумала промежуточные юнит-тесты на производстве в своей TPS («каждое следующее звено — внутренний заказчик с критериями приёмки»), но вот в областях типа переговоров истории сквозных проверок далеко не зашли. Вообще, в решении типовых переговорных ситуаций есть очень много гениальных механик вроде «русской рулетки» или «техасской перестрелки» при разделе имущества. Только мало кто договаривается подобное применять, потому что в конечном итоге нужно уметь декомпозировать ситуацию и отладить её.

Лет 7 назад я писал про очень простую модель того, как могут договариваться основатели небольшой компании на старте: кто за что отвечает, кто главный в ситуации клинча, как принимаются важные решения и так далее. Это была хорошая рабочая механика, но, как выяснилось за это время, случиться может вообще всякое. И все эти исключения надо обрабатывать. Например, я не думал, что у нас будет смерть соучредителя (и последовавшие проблемы для начала с почтой и доменом, зареганными на него, а потом ещё с кучей всего с наследством его доли).

И вот в какой-то момент к нам в гости завалился человек, который посвятил полжизни конфликтам учредителей. Первая мысль была: «Ну, это не про нас». А потом здравый смысл пересилил, и мы попробовали его механику договорки. И знаете, что? Отдаёт мазохизмом, но удивительно хорошо работает. В общем, давайте покажу, как выглядит очень далёкий, но всё же аналог юнит-тестов сотрудничества нескольких предпринимателей.

Как это ни странно, именно на лагере можно хорошо показать, как работают многие штуки в проектном управлении «обычного» бизнеса.

Начнём с рисков. Каждый риск проекта обычно записывается заранее и управляется. Например, у нас это подразумевает расселение по двое или по четверо (но ни в коем случае не по трое), определённый протокол работы с телефонами, снятие рисков приезда бабушек (спасающих внуков) на второй день, налаживания ежедневных отчётов для родителей и много других решений, которые делаются до начала самой ситуации. Один только выбор места под лагерь сильно влияет на то, насколько ребёнок будет скучать по дому в первые дни.

Давайте чуть расскажу, как выглядит управление проектом на примере детского лагеря. Тем более, что эту тему у нас ведёт Маша Танкова, которая когда-то руководила розницей Мосигры. Что несколько поднимает градус уютного ласкового безумия.

Хочу рассказать про детский киберспорт, потому что это настолько крышесносная тема в плане предрассудков, что можно изучать человеческую природу. Направление киберспорта мы стартовали дважды: один раз нормально, и один раз во время карантина, раз уж освободилось время и люди вокруг вдруг начали понимать, что из игр можно и нужно тащить пользу.

И если футбол или шахматы родители считают однозначно полезными, то с играми ситуация неоднозначная. Руководитель направления Настя начала с интервью. Вообще, Настя умеет общаться с родителями, потому что некогда запустила подписку на наборы развивающих штук «Аистбокс» (каждый месяц приезжает коробка для ребёнка).

Дальше пошёл мягкий психодел. Родители же рассказывали как дети загружены, какое у них сумасшедшее расписание.

Как мне кажется, родитель хочет воспитать нового себя, только лучше. И каждый час простоя ребёнка воспринимает как недополученные знания и навыки. Ну, знаете, пока вы спите, враг качается. Так вот, в среднем у детей опрошенных есть около часа (суммарно) свободного времени в день. Этот час ребёнок проводит в телефоне, то есть отдыхает. Родители — как это ни странно — хотят, чтобы он этот час потратил на английский, бил других детей на секции бокса или ещё как-то утилизировал.

В этот момент уже стало понятно, что если мы превратим компьютерные игры в нечто полезное, то за это будут платить. Забегая вперёд, могу ещё добавить, что это сейчас один из самых эффективных способов социализации, что ускорило прогресс.

А пока давайте чуточку похоливарим!

Привет, Хабр! Ещё до продажи Мосигры мы полезли в образование. Там оказалось чуть интереснее, чем могло показаться сначала, и на сегодня мы успели открыть 124 футбольных школы, киберспортивные секции, танцы, шахматы и всё такое. Карантин слегка подрезал нам работу до 70 активных точек. Тут надо сказать, что с учётом опыта розницы, в ДНК проекта сразу закладывали очень быструю масштабируемость, чтобы по возможности построить межгалактическую сеть дополнительного образования. А один из самых больших вопросов в такой ситуации — как контролировать качество этого самого образования.

Вот футбольные тренировки. С одной стороны, конечно, у нас есть методология, которая частично на базе испанской, а потом нам её очень сильно доработали умные дядьки в РГУФК. По идее, она даёт некий стандарт, как и чему тренеры будут учить детей, но этого мало. Каждый тренер — яркая индивидуальность. Это круто, но опасно: нужно как-то следить за прогрессом. Более того, это не только наша хотелка как организации, но и прямая хотелка родителей.

Родители в образовании обычно не чувствуют прогресса ребёнка. Есть, конечно, всякие турниры, отчётные концерты и годовые экзамены, но обратная связь длиной в полгода — плохой план. Мы решили, что нужно автоматически генерировать отчёты с каждой тренировки. И вот тут мы подходим к тому, что обычно делается руками для профессиональной футбольной команды — видеоаналитике действий игроков на поле. Садится человек и примерно за 50-100 долларов за час расшифровывает происходящее. Схема не масштабируемая: вот у нас в январе 2020 занималось 165 групп в среднем по 9 раз в месяц – это будет от 75 до 150 тысяч долларов в месяц.

Но, поскольку мы живём в веке свёрточных нейросеток, можно сделать всё с дешманской камерой (но всё же fullHD 30 FPS) прямо на школьной тренировке. И, более того, мы это уже сделали до стадии беты.