Не умереть, а именно уснуть. Что меня озадачивает в современных работах по продлению жизни

Сегодняшний пост (что не вполне обычно для моего блога) не претендует на научную достоверность и во многом является попыткой резюмировать мысли на тему, обозначенную в заголовке. Основным материалом, побудившим меня к написанию этого поста, стал текст уважаемого @dmityul Дмитрия Тюлина «Старение и бессмертие: взгляд биолога», а также дискуссия под ним. Также меня заинтересовала статья Николая Мушкамбарова о биологии мейоза, на которую ссылается Дмитрий Тюлин. Этот материал натолкнул меня на две линии размышлений и выводов, которыми я хочу здесь поделиться.

Достаточно давно, уже более 15 лет, я с интересом и даже с уважением относился к алхимии. Примерно после знакомства с биографией Альберта Великого я пришел к мысли, что средневековая алхимия была не столько лженаукой, сколько протонаукой. Именно в таком виде в XIII-XVI веках были возможны исследования, эксперименты, открытия. Используя разрозненные эмпирические знания, мистические (невразумительные, но таинственные) трактаты, а также переводы с арабского, в свою очередь, являвшиеся переводами с древнегреческого, Бёттгер, Бранд, Парацельс накапливали естественнонаучную базу. Именно в качестве сторонних проектов Бёттгер смог получить фарфор, Глаубер – азотную кислоту, а также разработать методы окрашивания стекла, а Бранд получил фосфор способом поистине гротескным и экзотическим.

Эти люди в рамках своей основной занятости пытались решить ту самую задачу, которую сейчас решают стартапы из Калифорнии: они добивались радикального продления жизни для своих августейших немолодых щедрых патронов.

Алхимия ассоциируется в массовом сознании с получением золота из неблагородных металлов (трансмутацией), и эта цель действительно была для алхимиков приоритетной. Тем не менее, другой важнейшей целью алхимиков был эликсир жизни, под которым фактически имелся в виду эликсир молодости.

Здесь я сделаю первое отступление. Роль золота в современном мире значительно скромнее, чем в средневековой Европе (как минимум, золото перестало быть средством свободных расчетов, и капитал больше не обеспечивается золотом как раньше), а вот продлить жизнь человеку по-прежнему очень хочется. Более того, я бы указал ряд факторов, из-за которых в начале XXI века эликсир жизни начинает все сильнее восприниматься как острая гедонистическая необходимость:

1. Нам вскружило голову первыми успехами, в частности, увеличением ожидаемой продолжительности жизни в течение XX века

2. Получив антибиотики, а затем и мощные противовирусные препараты, мы загнали в глубокое Сомали большинство смертельных инфекционных заболеваний; фактически, сейчас смертным приговором является только бешенство, даже с эболой и чумой есть варианты.   

3. Средневековые спонсоры алхимиков страшились адских мук, но даже у них была надежда, что когда-нибудь Христос вновь спустится в ад, и кого-нибудь да вызволит. У наших современников такой надежды нет; развитие медицины и нейрофизиологии со всей ясностью свидетельствуют о необратимости и окончательности биологической смерти – в этом отношении меня очень впечатлили последние месяцы жизни великого Майкла Дебейки. 

4. Современная культура сочится культом молодости и красоты. Стареть стыдно, унизительно и попросту очень страшно, поскольку, если после смерти ад не планируется, то он вполне может настичь человека и при жизни. Причем, речь не только о метастазах андерсеновской девочки со спичками и о «Двухсотлетнем человеке». В значительно большей степени этот культ вызывающей молодости олицетворяет «танцующий миллионер» Джанлука Вакки, которому гораздо проще стать звездой Инстаграма, чем Раисе Гладских (1926-2020), тогда как ее аккаунт в Инстаграме заслуживает гораздо большего внимания, чем гламурная витрина чьего-нибудь пустого нарциссизма. 

5. Оказалось, что мы хотим жить не только долго, но и качественно. Мало того, что долгая жизнь сопровождается повальными онкологическими и нейродегенеративными заболеваниями – так она преподносит еще и беспомощность, и одиночество, если ты, конечно, не Керк Дуглас.

Пока исследования, посвященные продлению жизни, развиваются в тесной связке с геронтологией. Одной из самых замечательных конкретизаций в обосновании этих исследований является перенос акцента с «life span» (продолжительность жизни) на «health span» (продолжительность здоровой жизни). С одной стороны, такая конкретизация полезна, так как помогает определиться, что мы вкладываем в понятие «радикального продления жизни». С другой стороны, те работы, которые я вкратце охарактеризую далее, выдают истинную мотивацию таких проектов: мы не хотим жить вечно и даже не представляем, каково это. Нет, мы просто боимся умирать, особенно будучи больными и одинокими.

Биохакинг

Под этим термином понимается достаточно широкий спектр активностей, которые я бы поставил в широкий диапазон между «био-тюнингом» и «био-читингом». В широком смысле, биохакинг – это вмешательство в биохимическое устройство организма с целью повышения качества жизни биохакера и, по возможности, оптимизации организма в угодном биохакеру направлении. Вот, например, рассказ об обывательском понимании биохакинга, а вот – история о Гэ Цзянькуе, ученом, который впервые изменил геном зародышевой линии у человека (у двух эмбрионов-близняшек), так, чтобы эти близняшки по определению не могли заболеть ВИЧ. Учитывая, с какими этическими проблемами должно быть сопряжено по-настоящему серьезное вмешательство в геном человека, например, позволившее бы продлить подопытному жизнь, под биохакингом многие понимают различные диеты и условно здоровый образ жизни, который может помочь прожить относительно долго и при этом относительно качественно.

Неудивительно, что недешевые и ничего не гарантирующие биохакерские методы и стартапы прорастают в сытой и технологически оснащенной Калифорнии. Еще в начале XX века этот регион стал превращаться в санаторный уголок – например, Санта-Барбара славилась своими противотуберкулезными лечебницами. В городке Редондо в 1921 году обосновался Пол Брэгг, впоследствии прославившийся своей диетой. Вот подробный список биотехнологических компаний, расположенных в Калифорнии, но мы заострим внимание на тех, чья работа сосредоточена на продлении жизни:

Unity Biotechnology (Сан-Франциско): стартап получил 116 миллионов долларов инвестиций от Джеффа Безоса

Исследовательский фонд SENS (Маунтин-Вью), возглавляемый Обри де Греем, активно популяризующим биохакинг и стремящимся достичь «пренебрежимого старения». Фонд исследует, в частности, клеточную атрофию, митохондриальные мутации, способы устранения внутриклеточного мусора и механизмы противодействия онкологии

Calico (California Life Company) (Сан-Франциско), входящая в группу Alphabet. Среди основателей Calico – Ларри Пейдж, один из родоначальников Google, а цель компании – борьба с нейродегенеративными и онкологическими заболеваниями, а также старением вообще.

Biosplice (Сан-Диего) – компания, изучающая методы борьбы со старением и, в частности, генетический сплайсинг (удаление из РНК некодирующих участков-интронов и сращивание участков-экзонов, несущих полезную генетическую информацию).

Поэтому ожидаемо, что «Los Angeles Magazine», наблюдающий развитие этой элитарной фармацевтической индустрии буквально «под боком», ставит ее в один ряд с традиционными фитнес-веяниями (например, диетой Аткинса и Гербалайфом) но на сей раз с высокотехнологичным уклоном. Эти инициативы в силу своего разнообразия и расплывчатости понятия «биохакинг» как такового плохо поддаются государственному регулированию. Многие биохакеры подвергают себя серьезным фармацевтическим нагрузкам – упомяну здесь Рэймонда Курцвейла, принимающего около 100 таблеток в день, а также Лиз Перриш, CEO компании BioViva. В 2018 году она начала испытывать на себе терапию генами теломеразы с целью омоложения и подробно рассказывает о ходе экспериментов.

Пожалуй, примеров достаточно (для более подробного ознакомления с темой рекомендую почитать на Хабре блоги Юрия Дейгина, Ариэля Файнермана и Михаила Батина). Пока же подведу промежуточные итоги сказанного:

1. Современный биохакинг направлен не столько на радикальное продление жизни, сколько на увеличение срока активной и здоровой жизни

2. Стратегии биохакинга, направленные на обретение долголетия, требуют относиться к организму как к программируемому устройству – тщательно контролировать ввод и показатели эффективности этого устройства

3. Целью биохакинга является в большей степени пренебрежимое старение, а не омоложение организма

4. Биохакинг в частности и биотехнологии вообще – это исследовательская сфера, связанная с обработкой больших данных. Поэтому такие исследования развиваются там же, где расположены IT-гиганты, а биотехнология и биоинформатика тесно переплетены друг с другом.   

Аналогия с искусственным интеллектом

Предположу, что в области радикального продления жизни мы находимся примерно на таком же уровне недопонимания проблемы и средств достижения цели, как и в случае с созданием общего искусственного интеллекта (AGI). Прежде, чем пояснить эту аналогию, упомяну статью Майкла Шермера (2016 года), в которой он предостерегает от чрезмерного оптимизма по поводу технологий «анти-старения», поскольку общей теории старения не существует, а процесс омоложения в принципе противоречит второму закону термодинамики, вернее, той его формулировке, которая называется «закон неубывания энтропии». До сих пор непонятно, как именно остановить процессы старения в соматических клетках (интересная гипотеза о попытке включить в клетках мейоз изложена в статье доктора биологических наук Николая Мушкамбарова, о которой я упоминал в самом начале). Более того, современные исследования заставляют усомниться даже в том, что старение клетки обусловлено преимущественно ошибками при ее репликации, и что в среднем каждой человеческой соматической клетке отведено 52 деления (предел Хейфлика). Скорость старения не обязательно коррелирует и со скоростью метаболизма, о чем свидетельствует исследование клеточного старения у голых землекопов. Таким образом, старение вызывается настолько сложной совокупностью факторов, обусловленных генетикой и воздействием окружающей среды. Поэтому я попробую уподобить исследования в рамках современной геронтологии изысканиям по созданию искусственного интеллекта.

1. Ограниченное продление жизни (artificial narrow longevity). Это специализированные задачи, решаемые в настоящее время, призванные повысить качество жизни. Они смыкаются с медициной и фитнесом. Подобно средневековым алхимикам, которые пытались получить золото из свинца, но, учитывая уровень своих знаний и уровень доступных технологий, были вынуждены удовлетвориться порохом и фарфором, авторы исследований по ограниченному продлению жизни достигают впечатляющих успехов в лечении рака, диабета и СПИДа. Лекарственная терапия все явственнее переводит эти заболевания из категории смертельных в категорию тяжелых хронических, позволяя пациенту жить с этими болезнями десятки лет. Кстати, метформин, занимающий важнейшее место в вышеупомянутом медикаментозном рационе Курцвейла, разрабатывался как противодиабетический препарат.

2. Полноценное продление жизни (artificial general longevity). Вероятно, здесь может ставиться цель довести полноценную человеческую жизнь сначала до 120 лет, затем, возможно, до 150 лет. Полагаю, это может быть именно продление активной, творческой и созидательной жизни, а не пенсионно-санаторного существования. Именно поэтому на каком-то этапе человеку придется доучиваться или переучиваться, так как его знания и умения устареют быстрее, чем его тело.     

3. Неограниченное продление жизни (artificial super longevity). Вероятно, при таком развитии технологий человек мог бы жить столько, сколько ему угодно, и лишь отдаленно напоминал бы современного человека. Возможно, это был бы подлинный трансгуманизм, который позволил бы (сверх)человеку не только жить неограниченно долго, но и жить за пределами земной биосферы. Устремления и потребности такого существа также сильно отличались бы от потребностей современного человека, в частности, от тех, удовлетворению которых служит известная нам геронтология и пытается служить биохакинг.  

Но, если такая аналогия является оправданной, то, вероятно, к ней применимо и описание фундаментальной ошибки создателей искусственного интеллекта, о которой написал Ричард Саттон в статье «The Bitter Lesson». Ричард Саттон – ученый, крупнейший специалист по обучению с подкреплением и сотрудник легендарной компании DeepMind. Вышеупомянутая статья переведена на Хабре под названием «Горький урок создателям ИИ».

Саттон указывает, что при решении предметно-ориентированных задач, связанных с применением ограниченного искусственного интеллекта, определяющую роль всегда играло увеличение вычислительной мощности. Так, компьютер DeepBlue, победивший Каспарова в шахматы в 1997 году, опирался в первую очередь на алгоритмы поиска вариантов, а не на правила шахмат. Примерно такая же ситуация сложилась и в 2016 году, когда программа AlphaGo победила сначала чемпиона мира по игре го, а затем и 50 наилучших мастеров го в сеансе одновременной игры.

Аналогичные проблемы наблюдались при разработке экспертных систем, а также алгоритмов для распознавания образов и распознавания речи. Когда мы пытаемся создать искусственный интеллект, опираясь на профессиональный опыт экспертов, такие разработки быстро дают результат в краткосрочной перспективе (чем льстят собственным создателям), но упираются в непреодолимую сложность уже в среднесрочной.

Учитывая, что клеточное старение человека и генетическая природа старения у многоклеточных в принципе — это процессы невообразимой сложности, предположу, что радикальное продление жизни также может быть достигнуто только при наличии соответствующих вычислительных мощностей. Такие мощности могли бы пригодиться не только для проектирования нужных препаратов, но и для комплексного «ремонта» или «техосмотра» человека на клеточном уровне. Пока же нам остается довольствоваться только ограниченным продлением жизни и тщательно изучать не только генетику старения, но и наиболее удивительные отклонения от нее. Думаю, наряду с изучением голых землекопов и опухолевых клеток какие-то подсказки к коду жизни может дать изучение прогерии — аномально быстрого одряхления детей и взрослых, которое обусловлено генетическими отклонениями. 

К вышеизложенному напрашивается и вторая часть – рассмотрение переноса сознания на небиологический носитель, фантастическая концепция, известная под названием «Mind Uploading». Но эту статью буду считать завершенной, а по загрузке сознания запланирую отдельную публикацию.

В заключение хочу поблагодарить Дмитрия Тюлина за его текст, который помог мне сформулировать и изложить эти мысли. Надеюсь, что он найдет возможность прочесть и, возможно, покритиковать эту статью.