Палата

66-й год, американская глубинка, блондинка Кристен (Херд) бегает по лесу в ночной рубашке и поджигает какой-то дом — после чего оказывается в специальном крыле психиатрической лечебницы. Вместе с ней сидят, странным образом, четыре барышни примерно ее возраста — с разными моделями поведения, но довольно вменяемые; как, кажется, и она сама. В том же отделении находится еще одна девушка — крайне агрессивная и, главное, мертвая. Первый за десять лет фильм Карпентера, снятый для большого экрана, менее всего напоминает «возвращение» или что-то подобное — это демон­стративно, концептуально скромная штука, какие режиссеры его уровня обыч­но делают за пару месяцев между крупными проектами, чтобы не простаивать, — и в этой стратегии есть и вызов, и определенное очарование. Десяток актеров, полузвезда в главной роли, полтора интерьера, полтора часа — образцовая «ка­тегория «Б». Героини похожи на какой-то комический герлз-бенд в период рас­пада, в коридоре топают зловещие нянечки, мертвая девушка словно сбежала с обложки Iron Maiden, иногда кому-нибудь поджаривают мозг электрошоком, тоже скорее задорно, чем страшно. Скорсезе из примерно такого же материа­ла сочиняет грохочущую симфонию для оркестра — Карпентер свою мелодию тихонько насвистывает, но каждый знает, как он умеет насвистывать (к слову, в «Палате», по обыкновению, замечательный, хоть и не карпентеровский, саундтрек). Разумеется, это не новый «Хеллоуин» — да и возможен ли новый «Хеллоуин» в эпоху «Пилы-7», — это фильм, который мы сто раз видели, с финалом из другого фильма, который мы сто раз видели. Механика, машинерия трилле­ра обнажена до предела, как часовой механизм за прозрачной крышкой, — всякий раз понятно, когда надо зажмуриться. И тем не менее зажмуриваешься. Эти часы прекрасно ходят, а что они показывают год этак 85-й — неужели ж это плохо.