01.09.2004. Линейка |
08:30Первое сентября было любимым праздником. Белая кофточка, юбка, новые туфли. Мама- учительница, она надела свой любимый бежевый костюм. Вышли пораньше, чтобы приготовить мамин класс ко встрече первоклассников.
В школе ещё пахло краской после ремонта. Мамин класс был полон первоклашек. Такие красивые: в новенькой форме, с бантиками и цветами. Мы стали обсуждать обновки, и тут раздались выстрелы.
08:45Окна нашего дома выходят на этот спортзал. Моя дочка Алана шла в четвёртый класс. Я вместе с младшей Миленой отправилась в школу. Алана была в школьном дворе вместе с классом и учительницей. Я спросила: всё ли нормально. Она ответила: да. Я ей: ну ладно, иди в строй. И только я это сказала, как за моей спиной раздались выстрелы.
08:50Детей на линейку повела жена, а я отправился во Владикавказ надувать гелеем шарики для первоклассников. Когда приехал в школу, старшеклассники строились буквой «П», первачки стояли в школьном коридоре и разучивали какую-то речовку. И тут раздались выстрелы.
08:57В ночь с 31 августа на 1 сентября я работала на «скорой». Утром 1 сентября сын зашёл ко мне на работу, и мы вместе, вдвоём пошли в школу. Пешком, по улице Коминтерна. Обычно там всегда стояла машина ГАИ. Но в этот день я её не видела. В школьном дворе было очень много людей, я подумала, что мы опоздали. Сын отошёл к классу. И тут началась стрельба.
01.09.2004. Захват |
09:00За моей спиной раздалась автоматная очередь. Я повернулась и увидела коренастого мужчину с искажённым лицом. Орёт. У меня мысль первая, что это какой-то ненормальный. Сейчас ещё начнёт по толпе стрелять. И начала искать глазами свою старшую девочку. А вокруг паника. Все бегут куда-то. И вот вроде бы минуту назад Алана была недалеко. И её уже нет. Начали стрелять со всех сторон. И я поняла, что это что-то страшное: это не один безумец, а это толпа террористов.
Они кричали: «Спортзал! Спортзал!» Толпа окружила всех нас. Я начала отступать. Прижимаю к себе Милену. И глазами ищу свою девочку старшую и падаю на спину с ребёнком. Мысль одна: затопчут. Я пытаюсь ребёнка накрыть собой. И меня женщина какая-то подняла. В панике я потеряла обувь. Я единственное что повторяла: я свою девочку больше не увижу. Террористы торопили: быстрей, быстрей. И кто-то из них ударил меня в спину. Мы заходили через маленькую, узкую дверь, ведущую в раздевалку. Кто-то подавал детей через окна. Когда я вошла в спортзал, там была тьма народа. Зал ведь маленький.
09:03Мы сбились в кучу. На асфальте валялись потоптанные букеты, туфли, сумки. Мы сидели у стены котельной. Люди в масках и с автоматами приказали нам молчать и подходить к спортзалу. Мы кинулись к дверям спортзала. Не паниковать было невозможно.
В этой толпе я разглядела Зарину — мою одноклассницу. Я взяла её за руку. Она крепко сжала мою ладонь и попросила, чтобы я не отпускала её. Странно, я ничем не могла ей помочь, но мне самой эта рука в моей ладони была сильно нужна.
Затем нас погнали к спортзалу. Когда мы в него зашли, я заметила свою близкую подругу Мадину. Мы с Зариной продвинулись поближе к ней. Нас стало уже трое. Мы сидели на корточках и держали «руки зайчиком», как нам приказывали.
Люди паниковали, истерили. Боевики подняли мужчину и пригрозили убить его, если мы не замолчим. Мы старались, но страх и паника не отпускали. Раздался выстрел. Мужчину убили…
09:05Они быстро народ как-то окружили. Я мог спокойно убежать, машина моя стояла рядом. Но я видел жену, стоящую с Ацамазом, видел Батраза. Я понимал, они не выберутся. Поэтому пошёл туда. В зал загоняли через маленькую дверь. Там началась давка. А они людей подгоняли — стреляли в воздух и кричали: «Быстрей!»
Жена Ирина вместе с младшим Ацамазом попытались укрыться в одном из классов вместе с другими учениками и их родителями. Через полчаса дверь кабинета открыли. Кто-то из детей с надеждой крикнул: «Вы наши?» У двери стояли террористы. «Не дай нам бог быть „вашими“», — сказал один из них.
09:08Подумала, надо же, салют устроили детям. Потом шары взлетели в воздух. Много шаров. И стрельба. Я даже как-то улыбнулась. Подумала, что необычная линейка. Потом стали бежать они, в камуфляжной форме. Мне пришла мысль, что, наверное, это какие-то учения. Я стояла как вкопанная, а вокруг бегали люди. Боевики нас окружили, стали стрелять вверх и кричать: «Захват». И погнали толпой в спортзал.
01.09.2004. Неизвестность |
09:30Я зашла в спортзал последняя. Сесть уже было некуда. Я прислонилась к столу. Зал был поделен пополам. Посередине лишь оставался узкий проходик, по которому туда-сюда ходили террористы. В этой толпе я пытаюсь найти своего ребёнка. И тогда одна из родительниц нашего класса мне крикнула: «Анета, Анета! Алана здесь». Я увидела дочь, и всё остальное было для меня неважно. Алана поползла мне навстречу и кричит: «Мамочка не ходи, они тебя застрелят». Мы встретились, обнялись, и как будто бы уже не так страшно стало.
Моя Милена плакала от жары, голода и жажды. Она вдавилась в меня так, как будто снова хотела залезть ко мне обратно в живот.
Пока боевики минировали зал, сидела и думала, как же я их вдвоём накрывать буду, случись что. А террористы ходили и говорили: «Молитесь, чтобы у нас всё получилось и вы выжили». Они говорили, если одного нашего убьют, мы 50 ваших расстреляем».
10:30Боевики начали минировать зал. Мне повезло, террористы не вывели меня из толпы и не расстреляли, как это было с другими мужчинами-заложниками. Заставил старшего сына снять с себя рубашку, чтобы террористы не приняли его за мужчину и не убили.
Одна из бомб нависла как раз над моей семьей. Бомба была из пластмассового ведра, наполненного пластиковой взрывчаткой, гвоздями и металлическими шариками. От нее шли провода. Я сапер в прошлом. Провод от мины лежал на полу. Я нащупал его и стал теребить, пытаясь разорвать его изнутри. Мне удалось это сделать.
11:00Нам всем приказали выбросить в центр телефоны и сумки. Сказали, расстреляют двадцать человек, если услышат телефонный звонок. В зал полетело ещё около десятка сотовых. Потом террористы ещё раз пригрозили, что расстреляют детей, если мы не избавимся от сотовых.
Постоянно думала о маме. Потом я услышала её голос. Мама просила одного из боевиков разрешить ей пересесть ко мне. Разрешили. Боевики кидали нам листы бумаги, чтобы мы обмахивались, пускали в туалет, раздавали воду. Время тянулось медленно. Становилось ужасно жарко. Заложники снимали с себя всё, что только можно было снять, соблюдая приличия.
К концу дня голода не ощущала, жара и жажда забили его. Спасительным стал дождь. Мы сидели под выбитыми окнами и хватали ртом дождинки — чтобы хоть чуть-чуть попить. Люди раскладывали тряпки и вещи на подоконниках, чтобы они намокли. Потом мы обтирались ими.
Приближалась ночь. Никаких новостей.
11:34Я поймала своего ребёнка уже у двери в спортзал. Террористы сказали: «Выбрасывайте телефоны, у кого зазвонит, пристрелю». Около меня женщина набирала домашний номер. Я ей говорю: «В милицию звони, зачем тебе домой?».
Потом сказали: выбрасывайте сумки. Я быстро из сумки ключи взяла и засунула мальчику в карман, и паспорт свой. Один террорист на весь зал стал кричать, есть ли здесь доктор. Я встала и сказала, что я врач. Меня вывели в коридор. Когда я вышла, там было очень много боевиков. Мне показали двух раненых. А потом дали лекарства и бинты. Перевязала раненого в живот, обезболила. Затем раненого в руку. Хотела ему обезболивающий укол сделать. Он сказал: «Мне не надо укол, я могу только таблетки выпить». Я поняла, что он у них главный. По его поведению, по тому, как он давал приказы. Тем в класс, тем к окнам. Я говорю, вы нас загнали в заложники, какие ваши требования. Я скажу на улицу. Он говорит, ничего не надо. Они всё знают на улице. Ничего не надо, и вообще это не я решаю, это Полковник решает. Я говорю: отведи меня к Полковнику. Он куда- то ушёл, пришёл. Сказал, чтобы я привела из зала своего сына, и мы вместе ждали Полковника.
Мы долго сидели. Видела, как мужчины заколачивают окна и двери. Как шахидки две выводили детей в туалет. Я присмотрелась к ним. Из одежды: кроссовки, спортивные штаны, длинная юбка, сюртук. На ней навешано что- то было: граната что ли и пояс шахидов. Платок. Одни глаза видны. Они раз пять-шесть мимо нас прошли. Потом такой мощный взрыв, мы с сыном упали. Боевики подумали, что штурм начался.
Потом, когда дым рассеялся, узнали, что шахидка подорвалась. Они нас с сыном схватили и быстро в зал завели.
Меня позвал их главный. Завели в библиотеку. Он посадил меня возле стола и дал мне лист бумаги. Достал записи какие-то и стал мне диктовать. Это были требования к властям: требовали идти на переговоры, президента Осетии Дзасохова. Президента Ингушетии Зязикова. А ещё детского врача Рошаля, они его почему-то Рошайло называли». Так и написала в записке. Рошайло – детский врач. В требованиях было и то, чтобы нам свет не отключали.
И дали мне красный лоскуток. Его выбросила, говорю, с красным не пойду. Подошла к окну, там светло-жёлтая занавеска висела, сорвала. Забрали у меня сына, посадили в коридор и сказали: «Дойдешь до ворот до Коминтерна, шаг за ворота сделаешь, и тебя снайпер снимает, твоего сына убивают». Они раздвинули столы, парты, отодвинули двери. Я и пошла к воротам и стала кричать. Один из парней, ополченцев, побежал в мою сторону. Я ему кричу: «Ты осетин?». «Да». «Нас очень много. По радио неправильно передают. Всё заминировано!». Я передала ему записку.
02.09.2004. Жажда |
10:00Террористы были очень злыми. Пришёл кто-то из них и сказал, что теперь мы все будем сидеть без воды и еды.
Нас с маленькими детьми вывели в душевые. Тут было прохладнее. И дети немного упокоились. Потом террористы стали нам говорить, что скоро придёт важный человек. Мы всё думали, кто это. Потом зашёл Аушев. Мы ему говорим: помогите. Он так посмотрел и сказал, что, мол, всё в руках Всевышнего. Террористы с ним общались, а потом пришли к нам и сказали, грудной ребёнок с мамой на выход. Я просила террористов, чтобы ребёнка понесла моя дочь Алана. Но он повторил очень грубо: «Мать и один грудной ребёнок — на выход». Куда мы шли, мы даже не знали. Тогда я подбежала к Алане, она стояла рядом с соседской девочкой Алиной, и сказала, чтоб они вместе держались, всё будет хорошо. Мы шли по школьному коридору. Всё было разбито. Вышли на крыльцо, там стоял Аушев и террористы. Мы идём по двору, а двор пустой-пустой. Думали, в спину стрелять будут. И потом, когда вышли за школьный двор, мне кто-то крикнул: «Анета, беги!» Я прижала дочь к себе и побежала.
12:00Второй день тянулся долго. Делать было нечего, ноги затекали, хотелось только воды, иногда в туалет. Иногда раздавался звонок мобильного — маленькой красной раскладушки (смешно смотреть на боевика со столь миниатюрным женским мобильником)… Мелодия «Nokia Tune». Террористы разговаривали на повышенных тонах, иногда даже кричали в трубку, иногда шутили.
После переговоров по телефону они кричали нам: «Вас никто не спасёт, мы все сдохнем». И требовали тишины. Кричали: «Руки зайчиком!» Руки затекали.
Никакого движения, никаких новостей. В туалет вообще перестали выпускать, воду больше не разносили.
Боевики велели мамам с грудными детьми подняться и идти за ними. Как оказалось, их освободили.
Около 9 часов вечера в террористах проснулось что-то человеческое: они предложили, чтобы пожилые люди, учителя по желанию вставали и перемещались в тренажёрный зал. Там было довольно прохладно. Мы сели на голый бетонный пол…
14:33С женой договорились: в случае штурма она будет заботиться о старшем сыне Батразе, я об Ацамазе. Ему было очень плохо, он хотел пить.
Один раз мне удалось пробраться в тренажёрный зал, где есть вода. Я набрал бутылку двухлитровую и попался террористу. Террорист, державший меня на мушке, выбил бутылку у меня из рук. Позже мне удалось набрать бутылку. Я вынес её в зал, из крышки напоил сына и стал передавать по кругу.
Когда вода кончилась, младшего сына поил мочой. Он мне тогда сказал, что очень «Колу» хочет. Я обещал ему: выйдем живыми, куплю ему ящик.
16:00Утром рано по радио сообщили, что вчера террористы передали записку с требованиями, им не могут дозвониться, телефон заблокирован. Я подскочила и говорю, отведите меня к Полковнику. Спрашивают – зачем? Он мне срочно нужен.
Ко мне вышел Полковник, спустился по лестнице: «Что хочешь?».
Я говорю: «Ваш телефон заблокирован, и они не могут до вас дозвониться». Дайте мне другие номера, я вынесу. Он говорит: «У меня прекрасно работает телефон». - «Пожалуйста, это последнее, что я прошу». Мы по лестнице спускаемся. Он взял телефон, набрал на другой номер. Он оказался заблокирован. Спустились в коридор. Полковник террористу что-то по-своему сказал, тот побежал в класс и оттуда вынес пачку тетрадей. Дал мне одну тетрадь, я вырвала лист. Он включил телефон и стал мне номера диктовать. Я стала крупно выводить, чтобы было понятно. Он схватил лист, смял и выбросил. Говорит, ничего не надо. Я схватила этот лист. Он пошёл по коридору, я побежала за ним. Говорю, я вас очень прошу. Вот эти номера вынесу, больше ничего. Он мне говорит: «Можешь записать – наши нервы на пределе. Всё». Я взяла с батареи майку сына, опять позвали снайпера. Подошла к воротам. Стала кричать. Из здания столько голов на меня смотрело, я говорю, подойдите, заберите у меня записку. Мне говорят: сама иди. Я говорю, мне нельзя шагу сделать. Я кричала, кричала. Чем их только не обозвала. Никто не подошёл оттуда. И тогда со Школьного переулка бежит парень в белой рубашке и кричит: неси сюда. Я повернулась и говорю: «Даже не знаю, мне туда можно или нет». Я пошла в ту сторону. Отдала записку. И сказала, чтобы сейчас же позвонили по этому телефону. Вернулась обратно. Зашла в зал, села на своё место. Правда, уже тогда им стали быстро звонить. Начали переговариваться.Потом террористы детям воду запретили. Сказали, что если хоть одного человека увидят здесь, пристрелят. И пришлось людям сказать, что вода отравленная.
Умерла девочка с диабетом. Дети стали температурить, просила у террористов лекарства – у них были. Отказали.
03.09.2004 Развязка |
13:00Рано утром из тренажёрного зала нас перевели обратно в спортзал. Мы сели почти в центре спортзала. Жажда убивала. Не хотелось даже двигаться. Я видела, как некоторые люди в бутылках и банках собирали мочу и пили её. Зарина лишь протирала мне лицо и губы. Это не казалось мерзким.
Рядом сидел мальчик из параллельного класса. К третьему дню он был явно не в себе. Просил у нас наши номера телефонов, обязательно хотел их запомнить и набрать, когда мы выйдем оттуда.
Я уже мечтала не столько об освобождении, сколько о смерти, потому что это казалось более вероятным исходом. От бессилия я валилась на пол, но боевики заявили, что будут расстреливать всех, кто потеряет сознание. Тогда мама сказала: «Надо подняться». Мы с Зариной прислонились друг к другу спинами, так и сидели, потому что сил совсем не осталось.
13:05Сказали, туалет на месте, всё на месте. Я попросила одного из террористов: «Там наверху громкоговоритель есть, можно, я поищу». Тот согласился, может, в зале будет тише. И он меня повёл на второй этаж. В директорской у них был стол. Они кушали, кофе пили.
Меня заставили обойти школу, найти склянки, банки, чтобы туда люди опорожнялись. Я прошлась тогда по всем классам. Горшки от цветов – они были с дырочками, пошла в столовую. Там были террористы. Я попросила вёдра, они мне дали вёдра, я их принесла в зал. В зале сначала мочу пили, потом уже и мочи не было. Были обезвоженные. У детей уже судороги начались. У меня ребёнка парализовало, я уже не знала, куда нести даже. И все кричат, все просят помощи и нечем даже помочь.
Террористы мне сказали, что сейчас подъедет МЧС, и я должна поговорить о положении детей в зале. Это было перед взрывом.
Я заложникам говорила, чтоб на пол ложились, понизу хоть тянет маленько. И вижу, в среднем окне мой сын стоит. Кричу: «Вниз, Тамик, вниз, чтоб дышать!». И в этот момент — взрыв. Я стояла рядом с бомбой, как меня не разорвало? Очутилась в противоположной стороне. Пришла в себя от крика ребёнка. Мне примерещилось, будто их расстреливают. Смотрю наверх — крыши нет, небо видно. Один ребёнок меня за волосы схватил и так сильно потянул, я застонала, потом — отпустил. Повернула голову, смотрю — он уже умер. И кругом лежат дети. Стала искать своего. Под какой-то скамейкой очутилась. Там туфли: одна мужская, другая женская. Я надела. Стёкла кругом. Мне сына надо было найти. Вокруг мёртвые дети. Я вспомнила, что у Тамика шрам на ноге от велосипеда, стала у убитых шрамы искать. Брат меня нашел. И сказал, что Тамик дома.
13:10Первым взрывом меня контузило. Я потерял сознание. Когда очнулся, надо мной стоял Ацамаз. Я попытался встать, но облокотиться на руки не получалось. По мне бегали люди. Кто-то использовал меня как ступеньку, чтобы выбраться в проём и сбежать. Бомба, которая висела над нами, не сработала. Я увидел, как жена ползёт к Батику. Она кричала громко, тормошила лежащего на полу сына. Он был ранен, из его ноги шла кровь.
Я сгрёб под себя Ацамаза и пошёл в тренажёрный зал. Это всего лишь пять шагов. Но этот путь показался мне очень длинным. Я был ранен, из предплечья был вырван кусок мяса, хлестала кровь. Правая рука тоже пострадала. В тренажёрном зале было три окна, все с решётками — так мы оказались в ловушке. Через зарешёченные окна выбраться было невозможно. Женщины нашли кусок бумаги и написали на нём красной губной помадой: «ДЕТИ», — и выставили в окно.
Сил было мало, но как-то удалось поднять с пола гриф от штанги и просунуть его между прутьями решётки. Мужчины с той стороны использовали его как рычаг и высадили раму. Ирина начала передавать детей — сначала самых маленьких. Когда все дети были снаружи, за ними последовали взрослые.
13:20Я потеряла сознание. Очнулась, надо мной горящая крыша, всё падает, кругом лежали люди. Боевики стали кричать, чтобы живые поднимались и выходили из спортзала в коридор. Мы с мамой встали и пошли. У меня была небольшая рана на левой руке. Кругом лежали тела… Боевики вывели нас из спортзала в столовую. Там заложники могли выпить воды из бочек, какие-то дети жадно ели печенье. К моей маме подошла девочка лет восьми: «Галина Хаджиевна, я вас знаю. Вы меня заберёте к себе жить? Моя мама и сестра умерли. Точно, у неё кровь изо рта шла. Я хочу с вами жить, я сама одеваться умею и купаться, хорошо?» — просила она.
Потом кто-то из боевиков сказал: хотите жить, выставляйте детей на окна. Женщины не захотели ставить детей и встали на подоконники сами. Всё простреливалось. Заложники снова легли на пол. Меня тогда чуть не задавили.
Вскоре раздался новый взрыв, очень сильный. Я смотрела в потолок, и горячая плотная взрывная волна окатила меня с головы до ног. Я подумала: «Вот и конец. На этот раз я точно умерла».
Очнулась. Кисть руки уже висела. Посмотрела на ногу. Сквозь рану ниже колена я видела что-то белое, блестящее, похожее на кость. Мне было совершенно не больно, просто тяжело поднимать руку и ногу. Мама лежала рядом. «Нога, — сказала она. — Уходи». Никогда не смогу простить себе, что послушала её, развернулась и пошла. Я поползла на четвереньках к выбитому окну. Добралась до подоконника. На одной из этих печек лежали два трупа раздетых истощённых мальчиков.
До улицы мне оставалось одно движение, когда моя нога провалилась в щель. Я уже ногу не чувствовала, не могла её найти, всё тянула её, тянула, и ничего у меня не получалось. Внизу меня уже ждали. Наши ополченцы и военные кричали мне: «Давай, золотце, давай, солнышко!» А я не могла. От этого чувства бессилия и безнадёжности я стала плакать. Но потом собралась и освободила ногу. Меня подхватили, положили на носилки, понесли через какие-то дворы, закинули в «Пазик» и повезли куда-то.
Алана Доган погибла при взрыве.
Галина Ватаева погибла при взрыве.
Во время теракта в школе Беслана
погибли 334 человека.
186 из них дети.